Патрик Ротфусс - Страхи мудреца. Книга 2

Мне сразу сделалось очевидно, что Вашет отнюдь не намерена весь день лениво проваляться в тенечке. Сказать, что она вела себя деловито, было бы несправедливо — Вашет для этого всегда была слишком смешлива. Однако ходить вокруг да около она не собиралась.

Она, не чинясь и не заигрывая со мной, сбросила свои алые наемничьи одежды, выставив напоказ несколько шрамов и жесткое, худощавое, оплетенное мышцами тело. Это не значит, что она при этом не была округлой и мягкой там, где надо. Она поддела меня — чего, мол, уставился, голой женщины никогда не видел? На самом деле я просто никогда еще не видел женщины, стоящей голой на солнце.

Когда я недостаточно быстро, с ее точки зрения, разделся, Вашет принялась подтрунивать над моей застенчивостью. Она подступила вплотную, раздела меня, как куру общипала, и поцеловала в губы, прильнув ко мне всем своим теплым телом.

— Никогда еще не целовался с женщиной, которая с меня ростом, — задумчиво заметил я, когда мы остановились перевести дух. — Совершенно новое ощущение.

— Вот видишь, я и тут остаюсь твоей наставницей! — сказала она. — Вот тебе твой следующий урок: лежа все женщины одинакового роста. Разумеется, с мужчинами все иначе. У них слишком многое зависит от настроения и природных способностей.

Вашет взяла меня за руку и уложила нас обоих в мягкий мох.

— Ну вот, — сказала она. — Так я и думала. Теперь ты выше меня. Так тебе проще?

Да, так было проще.

Я был заранее готов к тому, что после того, как мы с Вашет вернемся из кустов, наши отношения усложнятся, и был удивлен, когда ничего такого не случилось. Она не стала заигрывать со мной — я бы не знал, как на это реагировать. И не видела необходимости обходиться со мной как-то особенно нежно. В пятый раз, как ей удалось застигнуть меня врасплох, применить «взметнувшийся гром» и грубо швырнуть меня на землю, это стало очевидно.

В целом она вела себя так, словно ничего особенного не произошло. Это могло означать одно из двух: либо ничего особенного не произошло, либо произошло нечто из ряда вон выходящее и теперь она старательно делает вид, что ничего не случилось.

А это могло означать либо что все замечательно, либо что все очень плохо.

Позднее, ужиная в одиночестве, я мысленно перебирал все, что мне известно об адемах. У них не существует запретов на наготу. Они не считают телесную близость чем-то особенно интимным. До, после и во время нашего «свидания» Вашет держалась совершенно непринужденно.

Я вспомнил ту обнаженную парочку, на которую наткнулся несколько дней назад. Они были застигнуты врасплох, но нимало не стыдились.

Очевидно, здесь к сексу относятся иначе. Однако я не знал ничего о том, что именно тут иначе. А следовательно, понятия не имел, как себя правильно вести. Ну а это означало, что то, что я делаю, не менее опасно, чем ходить вслепую. Нет, даже не ходить, а бегать.

Обычно, если у меня возникали вопросы касательно адемской культуры, я обращался с ними к Вашет. Она была моим пробным камнем. Но этот разговор слишком легко мог зайти не туда, а между тем ее благоволение было единственным, что мешало мне лишиться пальцев.

Закончив ужинать, я пришел к выводу, что лучше всего будет положиться на Вашет. В конце концов, она же моя наставница.

Дни шли быстро, как всегда бывает, когда они заполнены до отказа. Вашет продолжала меня обучать, а я изо всех сил старался быть толковым и внимательным учеником.

Мое обучение время от времени перемежалось новыми любовными встречами. Я никогда не предлагал это первым, однако Вашет замечала, когда я делался рассеян, и проворно утаскивала меня в кусты. «Прочистить твою дурную варварскую башку», — как она выражалась.

До и после я по-прежнему тревожился из-за этих свиданий. Однако во время них я забывал все тревоги. Да и Вашет это, похоже, нравилось.

Она, похоже, нимало не интересовалась всем тем, что я узнал от Фелуриан. «Плющ на дубе» ее не заинтересовал, «тысяча ладоней» ей понравилась, однако у нее недоставало на это терпения, так что все обычно заканчивалось где-нибудь на семьдесят пятой ладони. В общем и целом, как только мы успевали перевести дух, Вашет деловито подвязывала свои красные наемничьи одежды и напоминала мне, что если я не научусь тянуть носок на себя, то так всегда и буду наносить удары не сильнее шестилетнего ребенка.

Далеко не все свое время я проводил в занятиях с Вашет. Когда она была занята, она поручала мне упражняться в кетане, размышлять о летани или смотреть на поединки других учащихся.

Иногда, после обеда или по вечерам, Вашет попросту отправляла меня погулять. Так что я как следует изучил город и убедился, что Хаэрт куда обширней, чем казалось мне поначалу. Просто здешние дома и лавки не жались друг к другу. Они были разбросаны по нескольким квадратным километрам скалистых склонов.

Бани я отыскал довольно быстро. Я хочу сказать, что меня направила туда Вашет, поручившая мне смыть с себя варварскую вонь.

Бани были чудесные. Просторное каменное здание, выстроенное над чем-то вроде природного горячего источника или же великолепно устроенного водопровода. Там были большие помещения с водой и тесные комнатки, заполненные паром. Комнаты с глубокими бассейнами, где можно было отмокнуть, и комнаты с большими медными ваннами, где можно было отмыться. Один бассейн был даже настолько велик, что в нем можно было плавать.

В здании было полно адемов, которые мылись все вместе, невзирая на возраст, пол и степень обнаженности. Это шокировало меня куда меньше, чем могло бы шокировать за месяц до того, однако к этому нужно было еще привыкнуть.

Поначалу трудно было не пялиться на груди обнаженных женщин. Потом, попривыкнув, я обнаружил, что не могу не пялиться на шрамы, которыми были покрыты тела наемников. Определить, кто из них носит алое, было нетрудно, даже когда все вокруг были голые.

Я обнаружил, что, чем бороться с собой, мне проще ходить в баню рано утром или поздно вечером, когда там почти никого не было. Ходить туда в неурочные часы было совсем не сложно: двери не запирались. Бани были открыты в любое время для всех желающих. Мыло, свечи и полотенца лежали свободно. Вашет сказала мне, что бани содержит школа.

Кузницу я нашел по звону железа. Работавший там мужчина оказался на удивление разговорчив. Он с удовольствием показывал мне свои инструменты и говорил, как они называются по-адемски.

Приглядевшись внимательнее, я выяснил, что над дверьми лавок имеются вывески. Резные или расписные дощечки, на которых было изображено то, что продается внутри: хлеб, травы, клепки для бочек… Надписей на вывесках не было, оно и к лучшему: читать по-адемски я все равно не умел.