Ирина Шевченко - Дочь Хранителя

Дальше Миласа уже слушать не стала. И без старика-истопника знала, и что это за чародейка такая, и отчего сидэ Иоллар с ней на прием не пошел. Выходит не разобралась волшебница, не по уму и по совести обо всем рассудила, а по своему бабскому разумению... И впервые тогда пришло Миласе в голову, что чародейки - они те же женщины. Любят так же, страдают так же. И в наветы выходит, верят. И так ей от этой мысли нехорошо сделалось, потому что выходило, что все из-за нее, из-за слов ее так обернулось.

А потом ей сидэ Иоллар приснился. Нет, не злым духом явился, расплаты требовать, а будто бы зашел просто, как когда-то, стал в дверях, взглянул грустно так прегрустно и головой покачал укоризненно:

- Что же ты наделала, Милли?..

И все. Только от сна этого очнулась она в холодном поту и до самого утра уже глаз не смыкала.

А утром кинулась со всех ног к герцогскому дворцу. Зачем? Кто бы сказал, зачем. В аккурат успела, чтоб увидеть, как карету к парадному крыльцу подогнали, и человек какой-то на руках вынес что-то... Кого-то... Ее, видать и вынес...

- Брат это ее, - страж у ворот устал, наверное, все время молча стоять, и посплетничать был совсем не прочь. - Из охотников Марега. Ночью только из Тилана вернулся, а тут такое дело - и с сестрой беда, и друг погиб. Этот эльф-то до того как в посольство перебраться у них жил...

Сидэ Иоллар у тэра Эн-Ферро жил, это Миласа знала. А к обеду знала и то, что чародейка эта, действительно, тэра Лайса сестра, и что зовут ее Галла, и она - та самая волшебница, что с сидэ Иолларом на том кладбище была, когда двоих школяров чернокнижники убили. От того и говорили многие, что неспроста она теперь чувств лишилась, а все это порча колдовская, теми самыми злыднями на нее наведенная. Миласа и сама рада была б так думать - чары, мол, это темные, и ни она, ни слова ее те ни при чем...

Только с чего бы сон этот и во вторую ночь привиделся?

- Что же ты наделала, Милли?..

И не оправдаешься. Как теперь перед ним оправдаться? Как объяснить, что не хотела она зла? Ну уж во всяком случае, такого зла не хотела...

- Ой, бабоньки, не приведите боги, опять такое видеть, - причитала сухопарая тетка. - Встать-то она встала. Только вот жива ли, мертва ли - сразу и не разберешь. И бормочет что-то, и бормочет... Лучше бы он, говорит, на Саатар свой уехал, лучше бы он, как прежде в порт к той девке ходил... Кто ходил? К какой такой девке?..

Выходит и правда поверила. Поверила, прогнала. Аж на самый Саатар прогнала.

- А дом их где?

- Так они не в поселке, чуть подальше живут, особнячком. По дороге пройдешь за сады, или по берегу. Только ты, дочка, не спеши. Я оттуда только, белье в стирку забрала, так тэр Эн-Ферро в город за продуктами поехал, а в доме она одна и осталась. А с ней сейчас говорить...

Только Миласе с ней говорить и нужно было. Страшно было безумно, мурашки ледяные по спине пробегали, как только представляла себе, что чародейка с ней сотворить может, когда она ей все скажет. Только сказать-то надо. Отчего, почему - сама не знала. Надо и все.

На крыльцо как на плаху взбиралась - четыре ступеньки всего, а кажется, целый час по ним поднималась.

Видно, тетка из Рыбацкого ошиблась, был еще в доме кто-то, так как двери ей открыла какая-то женщина. Может сиделкой к болящей ее взяли, может тэр Эн-Ферро попросил кого из поселянок за сестрой приглядеть - она ведь не в себе сейчас, мало ли чего натворить сможет.

- Здравствуйте, тэсс, мне бы нужно...

- Что тебе может быть здесь нужно? - спросила открывшая устало, и у Миласы сердце в пятки ушло.

Неужто такое с людьми беда делает? Теперь только поняла, кто ей навстречу вышел. А ведь какая красавица была! Не то что теперь: подурнела, осунулась, даже постарела как будто. На лице одни глаза и остались - огромные-преогромные и пустые, как колодец пересохший.

- Тэсс Галла, - страшно было, оттого и затараторила без остановки, - вы простите меня. Я же не хотела, чтоб так... Я ж не думала... Я ведь только... и жизнь такая опостылела, а он... Вот я, дура, и решила... А он мне теперь каждую ночь снится...

- Снится? - усмехнулась волшебница горько. - И мне снится. Так чего же ты хочешь? Может, посидим, как подружки, поболтаем, снами своими девичьими поделимся...

И умолкла внезапно, а глазища ее огромные словно вспыхнули, когда они взглядами встретились, и ощущение у Миласы стало такое, будто чародейка ей в самую душу посмотрела.

И видать-таки посмотрела, потому как вскрикнула вдруг, рот поспешно ладошкой зажала, а по щекам слезы двумя ручьями хлынули. А когда смогла она руку от лица отнять, то одно только и выговорила:

- Что же ты наделала, Милли? Что мы обе с тобой наделали?..

__________

В такие совпадения Лайс не верил: сначала, на самом подъезде к поселку заметил бредущую по обочине девицу с отрешенным взглядом красных зареванных глаз, потом застал и Галлу в слезах.

- Что она здесь делала? Что опять тебе наговорила?

Убить бы эту потаскуху - одни беды из-за нее!

- Ничего. Ничего плохого...

- Да? Одно только хорошее, и из-за этого хорошего ты снова рыдаешь!

О том, что разрыдаться и самому хотелось бы, он ей, конечно, не скажет.

И о том, что слыхал в городе.

И о письме, которое принесли вчера, когда она спала. Письме, которое многое объяснило, но ничего уже не исправило бы.

- Лайс, у нас дома денег нет. Нужно будет в банк завтра съездить.

- Как нет? Там же еще монет двадцать золотом оставалось и серебро...

- Я их отдала.

- Как? Кому?

Бездна с ним, с золотом, но то, что она перестала вдруг плакать, и голос ее зазвучал неестественно спокойно, испугало его до ужаса.

- Миласе.

- Кому?! - он буквально взревел. Да что за безумие здесь твориться?

- Миласе. Она не плохая. И не злая совсем. И совесть у нее есть, это ведь, наверное, для таких как она - редкость...

- Галчонок, я ничего не понимаю. Зачем?

- Она уехать хочет. Из Марони. Я ей сказала, что вовсе не обязательно ехать на Саатар, в Кармоле ведь тоже полно городов и поселков, где ее никто не знает... А теперь у нее деньги есть. Поедет куда-нибудь, домик купит, козу там или корову...

- Гал, ты сама понимаешь, что говоришь?

- Я теперь, Лайс, много чего понимаю. Это я раньше дурой была. У меня ведь все было, понимаешь, все! Все о чем я могла только мечтать и даже такое, о чем я и не мечтала. И нужно было только поверить, всего лишь поверить... А теперь уже поздно. И никто, кроме меня самой, не виноват. Ты ведь не знаешь, он приходил тогда, а я... Что толку теперь говорить? Бесполезно. Ничего ведь уже не вернешь. Только как я теперь буду жить без него?

Магическое зеркало вот уже час показывало одну и ту же картину. Грустную картину, очень грустную, даже для старых и многое видавших драконов.

- Гвейн, что случилось? - Рошан вышел из Врат на ходу превращаясь из одетого в некое подобие тоги мужчины в огромного дракона. - То ты говоришь, что дела на Вельи не терпят отлагательств, то требуешь, чтобы я немедленно мчался назад...