Руслан Ароматов - Принцип невмешательства

Снаружи было интересно. И если мониторы правого борта показывали только звезды да часть орбитальной станции, то слева почти весь обзор загораживала Дельта. И даже с орбиты сразу становилось понятно, почему ее вторым названием стал Котел.

Внизу все кипело и бурлило. Смесь различных углеводородов, среди которых преобладал метан, под воздействием огромных давлений и переменных температур из-за суточного вращения планеты, находилась в постоянном движении. Огромные массы углеводородов не просто перемещались в пространстве в виде громадных вихрей, также они постоянно переходили из одного агрегатного состояния в другое – ото льда на почти неосвещаемых звездой полюсах до жидкости и газа в более теплых широтах. Но с орбиты можно было увидеть только верхние слои атмосферы; что происходит на поверхности оставалось скрыто за плотными слоями облаков.

И в этот кипящий бульон нам предстояло погрузиться.

Легкий толчок, да дернувшаяся картинка на мониторах – стартовали. И никаких объявлений и пожеланий приятного полета, все сугубо функционально и без лишних формальностей. Мы теперь внутри корпорации. Можно забыть про свою страну в частности и Землю в целом – ты больше не имеешь к ним отношения. Твое государство – Корпорация, она будет решать, что тебе делать, как жить и как работать. И если ты ей не понравишься, обратиться за помощью будет не к кому.

Спустя полчаса полета стало понятно, для чего в салоне стоят противоперегрузочные кресла вместо обычных. При входе в атмосферу началась болтанка, все усиливающаяся при приближении к поверхности. Картинка на мониторах мигнула и пропала, но спустя минуту возникла снова, но это уже было не изображение с внешних камер, а синтетическая реконструкция показаний внешних датчиков, более устойчивых к условиям снаружи.

А снаружи было жарко. Внешняя активная обшивка, раскаленная добела, постепенно испарялась, не давая сгореть шаттлу, который сейчас фактически падал в безбрежный океан метановых паров. Мощные порывы ветра то и дело сотрясали его, подбрасывая, как пушинку, а люди внутри с трудом сдерживали желание избавиться от остатков завтрака. Некоторым это не удалось, и предусмотрительно приготовленные бумажные пакеты весьма пригодились.

– Мы точно не падаем? – спросил меня сосед справа, от волнения едва не разорвавший бумажный пакет пополам.

– Разумеется, мы падаем, – "успокоил" я. – Но падаем контролируемо, в штатном режиме. Пока нет повода для беспокойства.

Мои слова не оказали должного эффекта, потому как вдруг внезапно замигал и выключился верхний свет. В темноте бурлящий ад на мониторах выглядел куда более зловеще.

– Это нормально?! – едва не завопил сосед, рискуя организовать небольшую панику.

– Иногда бывает, – как можно более равнодушно сказал я. – Если пилотам необходим запас энергии, лишних потребителей могут отключить. Так, на всякий случай.

Сам я не особо верил, что такой мизер, как освещение салона, мог играть какую-то роль, но паника среди пассажиров еще никогда не приносила пользы.

И только спустя несколько минут зажглось аварийное освещение. Конечно же красное, отчего оптимизма у пассажиров не прибавилось. Потом гермодверь со стороны кабины пилотов распахнулась, и через салон спешно прошел человек в скафандре с открытым забралом, тихо матерящийся сквозь зубы. Его пытались спросить, что случилось, но он всех проигнорировал.

Зато вскоре вновь загорелся свет, а болтанка начала стихать.

Еще один толчок – приземлились. И поехали куда-то вниз на платформе огромного лифта, только мелькали огни на мониторах.

Остановились, шаттл продвинулся куда-то в сторону, после чего окончательно замер.

Наручный ком завибрировал, привлекая внимание, и сиреневая линия снова появилась передо мной, приглашая идти. И снова нестройная толпа потянулась на выход – каждый по своей индивидуальной программе.

Шаттла я так и не увидел – приемный рукав снова вывел прямо в зал ожидания, скрывая корабль где-то в недрах ангаров.

Тем временем, моя путеводная нить вела меня к виднеющимся в конце зала раздвижным дверям, оказавшимися в итоге дверями лифта. Пока мой путь совпадал с дорогой всех вновь прибывших. Моя сиреневая линия перед лифтом сложилась в число "-86", после чего мигнула и исчезла. Что ж, догадаться несложно.

Остальные тоже разобрались, что к чему, и теперь уверенно нажимали нужные кнопки лифта. Оказалось, что на уровень восемьдесят шесть еду я один, все остальные остаются где-то выше. Вот и хорошо, а то надоело чувствовать себя бараном в стаде.

Когда двери лифта распахнулись, и я вышел на уровень, то, сделав пару шагов, невольно остановился. После бесконечной череды нейтрально-бледных помещений разных размеров, но одинаково прямоугольных, уровень просто радовал глаз.

Вместо промышленного синтетического коврового покрытия пол блестел отделкой "под паркет". Вместо прямых углов – округлые плавные формы. На стенах репродукции известных картин и имитации окон, за которыми явственно проглядывало синее небо и качались деревья. Однотипные квадратные световые панели заменены на изящные светильники.

Как хорошо, оказывается, работать в высшем инженерном звене корпорации! Даже, вон, потолки, и те выше сантиметров на двадцать!

И, почти уже преисполненный благодарности к руководству, я проследовал дальше по сиреневой линии. Мимо каких-то офисов, мимо столовой, мимо спортзала, прошел через самый настоящий парк с хорошей имитацией голубого неба и легкого морского бриза. И с фонтаном, на скамейках вокруг которого заметил пару человек. Свернул в широкий коридор с множеством дверей; открыв одну из них, попал в другой коридор, поуже, но тоже с дверями. Следующая дверь с номером сто семьдесят семь – и я дома.

Надо же, в нескольких километрах под землей, на планете, где человеку не выжить… – и дома.

Недорогой гостиничный номер – первое впечатление от жилища. Две комнаты, пищеблок, санузел. Вторая комната – спальня – совсем маленькая, однако размер кровати вполне позволяет разместиться вдвоем. Похоже, руководство тут достаточно либеральных взглядов. Нельзя сказать, что это плохо.

Меня слушают и смотрят – мой продвинутый ком, который никто не отнимал, сообщил об этом сразу. Впрочем, сей факт никто скрывать не собирался – тоже не самый плохой ход. Забавная ситуация – вроде как контроль над личностью присутствует, но при этом допускается явная (или строго рассчитанная?) халатность. С теми же личными комами, например. С другой стороны, во внешнюю сеть я все равно выйти не смогу за неимением таковой, а внутренняя мне не особо поможет, тем более что доступ к ней у меня и так есть… какой-то.