Н. Уилсон - Зуб дракона

— Как думаете, настоящая? — спросил он.

Сайрус внимательно посмотрел на нее.

— Она что, с какой-то огромной змеи?

— Не змеи, дружок. Пройди дальше, за угол.

Повар свернул в боковой коридор, и Сайрус с Антигоной пошли за ним. Шкура все никак не кончалась. Затем в сторону отделилась часть, и ребята разглядели гигантскую лапу с когтями — три спереди, один сзади, и каждый больше Сайруса.

— Не змеи, дружок… — снова задумчиво повторил повар. Он направлялся к концу коридора и по пути еще раз свернул.

Сайрус в оцепенении следовал за сестрой, не пытаясь запоминать и понимать, где именно они идут. Чего бы зуб ни делал, его больше нет. Скорее всего, его не вернуть. По идее, он должен чувствовать себя лучше. Спокойнее и свободнее. Он изо всех сил пытался так себя почувствовать, но ощущал только горечь и свинцовую тяжесть поражения.

Стерлинг остановился перед черной дверью и взялся за ручку.

— Но это не может быть звездный дракон. Это, скорее всего, динозавр, — не уступала Антигона.

— Скорее всего, — покладисто ответил Стерлинг. — Но если бы я столкнулся с летающей рептилией размером с хороший дом, имеющей намерение сожрать меня, я бы вряд ли назвал ее динозавром.

Он со скрипом открыл дверь и посторонился.

— Мисс Антигона, после вас.

Антигона отважно шагнула в темноту. Сайрус последовал за ней. В лицо ему пахнул запах пыли и гниения. Он чихнул. Дверь захлопнулась, и у них осталось всего четыре чувства — уши напряглись, кожу от страха покалывало, нос резал запах старого меха и формальдегида, во рту стоял привкус застарелого, несвежего воздуха.

Колокольчики повара мерно позвякивали.

— Это одна из шести африканских коллекций, хотя кельтская и азиатская частично везде проглядывают.

Он нажал выключатель, и над головой затрещало электричество. Через секунду под высоким балочным потолком ожило множество подвесных ламп.

Ряд за рядом высились полки и контейнеры коллекции, забитые до отказа, покачивающиеся под лампами. Между рядами практически не было свободного места для прохода, не более полуметра. Чей-то спинной хребет размером с хорошее дерево парил над всем этим на огромных цепях.

Сайрус смотрел на все это широко раскрытыми глазами. Он даже на какое-то мгновение позабыл о своем поражении.

— Что это все за штуки? — спросил он. — Зачем они здесь.

— На этих полках хранятся карты, журналы, сокровища, образцы и артефакты каждого Путешественника, Исследователя, Хранителя и Совершенномудрого, который когда-либо работал на территории Африки от имени Ордена.

Повар махнул рукой на забитые полки.

— В основном это сделано людьми из Эштауна, но часть коллекций из европейских поместий Ордена перекочевала сюда до Французской революции. Здесь, если знать, где искать, можно найти экспонаты, собранные стариком Марко Поло, включая рог носорога, обрекший его на месяцы депрессии и тоски. — Стерлинг засмеялся. — Он думал, что носорог — это тот самый, такой желанный и долгожданный единорог, но, к сожалению, тот не имел ничего общего с недостижимым идеалом. Здесь можно найти пленки и фотографии всевозможных вещей, сделанные еще Теодором Рузвельтом, — иногда он слишком спешил со спусковым крючком, если ветки качались, но такие были времена. А таблицы, нарисованные аккуратной рукой Магеллана? Фотографии алмазных Соломоновых копей? Финикийская сфера — реалистичнейшая карта земного шара, выгравированная на серебряном глобусе? Это сокровище нашли в останках кораблекрушения у острова Маврикий. Финикийцы всегда поражают воображение. На карте отмечены Флорида, Миссисипи и Теночтитлан — современный Мехико. Но я привел вас сюда не ради этого. Оглянитесь.

Сайрус с Антигоной одновременно оглянулись.

— Ого… — только и произнес Сайрус.

Антигона отскочила и молча закрыла рот рукой.

Необъятный человеческий череп покоился на красной бархатной подушке у двери. Челюсть, всего десять сантиметров не достающая до пола, была шире, чем грудь лошади. Высотой он был фактически в человеческий рост. Огромные глазницы могли бы вместить по дыне и были отделаны золотом.

— Это один из сыновей богов, — сказал Стерлинг. — Бессмертный, не трансмортализованный, следите за словами, который избрал своим царством Эфиопию и любил использовать Стоунхендж как ограду для своей купальни. — И повар ласково похлопал огромную голову. — Это было еще задолго до того, как камни были похищены ирландцами.

— Ирландцами? — Сайрус засмеялся. — Но ведь Стоунхендж в Англии.

— Точно, — согласился Стерлинг. — Но только потому, что Утер Пендрагон, священник короля Артура, с помощью уловок украл его снова у этого мерзкого хорька Мерлина. — Он засмеялся. — У этих ирландцев всегда так.

Антигона хотела что-то сказать, но Стерлинг покачал своей звенящей головой.

— И ни слова, мисс Антигона. Только не о властителе Прошлого и Грядущего. Не хочу слышать ни единого слова.

Он снова повернулся к черепу.

— В общем, этот самый парень, как и большинство бессмертных, не желал понимать людей. Он готовил их, ел сырыми, убивал ради развлечения, при этом требовал от них обожания и поклонения и снова тушил их в яблоках. Но как-то раз юная эфиопка украла у одного жреца меч, и с бессмертием было покончено. Мне нужно рассказать, что это был за меч, или вы достаточно сообразительны, чтобы самостоятельно заполнить все пробелы в моем рассказе?

— А не мог это быть просто… очень большой парень? — беспомощно спросила Антигона. — Ну, проблемы с гипофизом, например…

— Тигс, — тихо шепнул Сайрус. — Какая же ты ханжа. Всю мою жизнь ты твердила мне, что драконы, единороги и великаны существуют. А я ведь тебе не верил.

— Я сама себе не верила, — призналась она.

Сайрус указал на череп.

— А золото зачем?

— Это был объект религиозного поклонения, — пояснил Стерлинг. — Череп более сотни лет был частью культа в качестве идола. Если его сильно разозлить, можно услышать, как он дышит. Демоническая душа пыхтит и дует, но не может найти пути назад. Есть и другие…

— Секундочку, — вмешалась Антигона, бессильно подняв руки. — Хватит! Разозлить череп?

— Мисс Антигона. Либо верьте мне. Либо забудьте. Если не поверите, крепче будете спать. Это не череп злится — он всего лишь голая кость и холодное золото. Это та сущность, что жила там, неспособная уйти — вот в чем состоит бессмертие — и потому мыкающаяся вокруг. Ей ничего не остается, как, влача жалкое существование, ждать у моря погоды. Этого прикончила такая же девочка, как ты. И я уверен, он все еще считает, что с ним несправедливо обошлись. Я бы тоже так посчитал, будь я гигантским бессмертным, объедающимся поселенцами и не видящий конца самому себе. Когда солнечным эфиопским утром тебя разделывает на рагу какая-то сопливая девчонка с острым зубом, это очень досаждает. Смертный бы справился с этим лучше, ведь все мы так или иначе примирились с тем, что ждет нас в конце.