Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

Он так и говорил: промблемы.

- …Ведь в Якутии, чтоб вам было известно…

Семёныч победно глянул на собутыльников: дескать, что вы видели, салаги? Вообще, самомнение Семёныча, не «регулируемое» в кругу таких тактичных слушателей, как Сакуров и Варфаламеев, которым просто неловко было одёргивать завравшегося рассказчика, гипертрофировало изо дня в день. Пропорционально ему гипертрофировала пьяная фантазия профессионального столичного таксиста. И он умудрялся договариваться и до парашютиста-испытателя, и даже до глубоко законспирированного космонавта. Скорее всего, Семёныч нахватался своих «лётных» познаний из беседы с каким-нибудь военно-воздушным пассажиром, заказавшим после ресторана «Праги» тачку до неблизкого Монино (10). Чего там наговорил Семёнычу подпивший летун (или даже дублёр в космонавты) за время их долгого путешествия, и сколько заколымил той ночью столичный ездила, сказать трудно. Однако теперь, когда Семёныч надирался до полубессознательного состояния, он начинал заливать такие небылицы, что Варфаламеев трезвел, а Жорка Прахов засыпал и падал с табуретки. Тем не менее, ни первый, ни второй, имевшие о лётном и парашютном деле сведения самые конкретные (Жорка служил в ВДВ) (11), никогда не старались изобличить своего приятеля, поскольку уважали его за открытый нрав, беззаботную щедрость и готовность помочь в любой беде. А что касается заходов и тараканов, то у кого их нет, и у кого они не водятся?

- …Морозы по сто градусов ниже Цельсия, а вода в радиаторе замерзает, чтоб вы знали, при температуре минус ноль градусов…

Семёныч железно верил в существование особенной пограничной температуры со знаком минус и со значением ноль градусов. А когда Виталий Иваныч попытался высмеять Семёныча за безграмотность, тот обозвал бывшего экономиста дураком и заявил, что про минус ноль градусов ему под страшным секретом рассказал один знакомый академик. Скорее всего, из той же «Праги» и в такой же, как неизвестный лётчик, кондиции.

- …В общем, маялся я так с радиатором, маялся, - продолжил рассказ Семёныч, - и вот однажды, надо отдать мне должное, придумал такую штуку, что даже из специального института, где вездеходы раньше изобретали, премия пришла. Но не мне, а завгару, потому что штуку придумал я, а чертежи сделал он. Но сначала меня отправили в очередную командировку, а этот козёл, завгар, то есть…

Состояние опьянения компании в целом и Семёныча в частности ещё не зашкалило той отметки, после которой начинался бред о тайных полётах на Луну раньше этих сраных американцев, поэтому теперь Семёныч почти не врал, хотя ни Сакуров, ни Варфаламеев не рисковали уточнять: а что за такую штуку изобрёл Семёныч, после чего у него перестал барахлить радиатор на вездеходе? Но Семёныч рассказал сам.

- …Вот вы спросите: как я сам, без всякого вашего образования до такой умной штуки додумался, от которой у меня промблемы с радиатором враз кончились? Отвечаю…

«Очень интересно», - сонно подумал Сакуров и глянул на Варфаламеева. Тот тоже плохо слушал Семёныча. Прикрыв глаза, бывший штурман то ли дремал, то ли сочинял хокку, которые потом можно было выдать за собственный перевод Басё. Что-то вроде:

А Семёныч продолжал повествовать про свои приключения в Якутии.

- …Еду я, значит, по тундре, - бубнил ветеран отечественного таксопрома. - Еду себе, еду, а кругом снег. И мороз, градусов сто ниже Цельсия. А когда в Якутии зима, там полярная ночь наступает. А когда лето, там полярный день. Это, чтобы вам было понятней…

«А когда осень – там полярные сумерки», - лениво подумал Сакуров и направил свои пьяноватые мысли в сторону некоего психологического явления, одолевавшего его с настораживающей регулярностью последние две недели. Очевидно, виной тому явилось регулярное же пьянство. Да и то: они вчетвером, Сакуров, Жорка Прахов, Варфаламеев и Семёныч эту зиму и начало весны как-то уж очень налегали на водку. И Сакуров, имея наиболее слабый иммунитет против алкогольной заразы, стал видеть странные сны и даже грезить почти наяву. Необычность этих снов обуславливалась тем фактом, что они походили на чередующие серии какого-то мистического триллера. Такие интересные сны Сакуров видел впервые. Но ещё интересней оказались вышеупомянутые грёзы почти наяву, когда ты ещё не спишь и совершенно точно знаешь, что не спишь, а тебе мерещится вполне реальная чертовщина под так называемым покровом ночной темноты. И ты с этой чертовщиной ведёшь совершенно конкретные беседы, иногда вслух, а иногда мысленно.

«А может, эти непонятные явления – следствие моей какой-то скрытой гениальности? – задался Сакуров интересным вопросом, но тотчас сам себе в лицо мысленно рассмеялся. – Тоже мне, гений! Жрать надо реже и меньше, вот и пройдёт сразу твоя гениальность. А иначе белая горячка не за горами…»

- …А на морозе с заглохшим двигателем долго не постоишь, - нудил Семёныч. – Что делать? Чего предпринять? А предпринимать надо моментально. Я, значит, докладываю ситуацию трём инженерам и одному начальнику партии, которые ехали со мной. Они, ясное дело, паниковать. Ай-я-яй, дескать, караул, погибли, значит… А я так посмотрел на них презрительно и говорю: «Эх, вы, а ещё с высшим образованием!» Снимаю без промедления с себя костюм-пингвин (13) и надеваю его на радиатор. Ну, чтобы в нём вода не замёрзла. И приступаю к ремонту двигателя…

«Зверски гениальное изобретение, - мысленно ухмыльнулся Сакуров. – Завгару наверняка пришлось помучаться с чертежами, чтобы послать их в специальный институт или даже патентное бюро…»

Далее Семёныч подробнейшим образом описал ремонт, плачевное состояние трёх инженеров и одного начальника партии, возвращение на базу, где Семёныч сначала помог добраться до санчасти своим начальникам, а там уже, перед лицом всего медперсонала, долго и нудно отчитывал трёх инженеров и одного начальника партии за их вредительское слюнтяйство.

Налив по последней, Семёныч «разбудил» приятелей, все выпили, а бывший профессиональный ездила и тайный космический деятель заключил своё повествование следующей фразой, неизвестно из какой телепередачи позаимствованной:

- С премией за изобретение, конечно, меня тогда кинули, но в своём лице я лишний раз доказал торжество здравого смысла над высшим образованием. А завгар, сука, оказался японским шпионом… Слушай, Костя, у тебя наш НЗ ещё не «испарился»?

«Ловко!» - восхитился Сакуров, имея в виду первоначальное заявление Семёныча о том, что он тоже скажет о Японии, и ответил: - Наш НЗ у меня никогда ещё не испарялся…

Так называемый наш НЗ хранился у Сакурова, как у самого «стойкого» по части выпивки. То есть, он никогда бы в одиночку, как бы ни болел с похмелья, не приложился к НЗ, который загодя приобретался в складчину и суммарно выражался объёмом от одного до трёх литров водки. Его употребляли в крайних случаях, и с согласия всей честной компании. Сегодня случай на крайний не тянул, к тому же отсутствовал Жорка. Хотя добавить хотели все, потому что по пузырю не шибко качественной водки на среднестатистическое пьющее рыло, это даже не полкайфа, а так себе, лёгкая разминка.