Алексей Семенов - Травень-остров

— Бьертхельм — волк битвы; все его страшатся. У Оле таких людей нет.

Зорко не знал, что значит «волк битвы», но вспомнил, как ночью тот прорубил с двух ударов две неслабые кольчужные брони на манах, и решил, что такое прозвище Бьертхельму весьма под стать.

Меж тем думать времени уже не осталось, ибо противники подступили вплотную.

— Нечего ждать! Бей их! А девку не трожь: пригодится! — горлопанили сольвенны, не знавшие, чего стоит в бою Бьертхельм. Сегваны знали, потому осторожничали.

Оскорбитель Зорко первым решился и выскочил вперед, потянувшись к венну мечом. Зорко, хоть и не ратился никогда до этого похода с людьми, знал, как себя оборонить: венны в лесах не одним бортничеством занимались, как про них в побасенках говорилось. Юношей, в возраст входивших, учили и мечом владеть, и не худо учили.

Венн ловко поймал удар, шедший по дуге, и убрал сольвеннский меч в сторону, разворачивая противника и заставляя того подставить незащищенный бок. Бьертхельм, словно и не глядя в сторону Зорко, вдруг резко повел клинком в сторону, точно отмахиваясь от назойливой мухи, и, казалось бы, слегка лишь задел сольвенна как раз по этому боку. Жалобно звякнули кольца брони, хрустнули кости. Сольвенн, не охнув, упал на дорогу. Кровь сочилась из раны, как вода родничка сквозь болотный мох. Она была первой, и теперь Бьертхельм считался зачинщиком. Ему предстояло принять главную мощь атаки многочисленных противников.

Зорко во второй раз за несколько дней дрался за сегванов против сольвеннов. На этот раз, правда, и против него вышли сегваны. Зорко учили уважать всех людей, но ближе всех все же ему должны были быть люди его верви. За ними шли ближайшие веннские роды, потом все венны, после сольвенны. О прочих матери рода не поминали. И вот прочие оказались теперь ближе, чем те, кто должен был поддержать его. Сегваны, арранты, вельхи — они по заслугам или просто за так приходили ему на помощь. Сольвенны — так уж вышло — гнали его, как собаки волчонка.

И в первый раз врагов было много больше, но сейчас Зорко чувствовал, что дело обстояло хуже: не было сзади надежной стены с потайной дверью, за которой пряталась Иттрун. Женщина за спиной была — Фрейдис, — а стены не было.

Думать, однако, стало некогда: словно огромный стальной еж накатывался на троих защищающихся. И колючки этого ежа были куда как прочны и остры! Зорко, бывший, как и давеча ночью, без доспеха, скоро понял, что Бьертхельм и Труде, зная это, стараются по мере сил прикрыть его. Рядом не было кунса Халъфдира, могущего одним мечом держать целый строй и при этом еще и предвидеть бой наперед, но Бьертхельм восполнял отсутствие такого умения звериной яростью и искусным — не плоше, чем у кунса убитого, — владением клинком. Как ни пытались сольвенны приблизиться к нему, Бьертхельм обрушивал на их щиты такие удары, что даже успевшие поднять руку и заслониться отступали назад, не в силах устоять перед такой мощью. Если же под меч богатыря попадал клинок, то искры сыпались и вражий меч уходил вовсе не туда, куда был направлен. Противники же его уже несли потери: Зорко, как ни был занят, успел это заметить.

Труде бился не так яростно, но не менее успешно: против него оказались как раз соплеменники-сегваны, не слишком спешившие схватиться с Бьертхельмом. Труде вроде бы делал совсем немного движений, его меч никого не атаковал, но неизменно пресекал любой удар, шедший против него.

Зорко вообще не вовсе понимал, что он делает: рука сама собой управляла смертоносной сталью, кованной кузнецом в родном печище. Кузнец добавлял в сплав отвары каких-то трав и еще что-то, неизвестное Зорко. «Бери, — сказал тогда кузнец, — никакое колдовство ему не страшно. Коли сам дурнем не будешь, он и руку направит, если туго придется». Дурнем Зорко, похоже, не был, потому что, хоть и был он без кольчуги, ни единого укуса вражьей стали не получил.

Сталь со звоном билась о сталь, слышно было хриплое дыхание сражающихся и короткие вскрики, когда беспощадный меч неутомимого Бьертхельма находил новую жертву. Поэтому, когда со стороны пристани появился еще один отряд сегванов, это явилось полной неожиданностью и для обороняющихся, и для нападавших. Но те быстро сообразили, что это подошло подкрепление: свежие люди сменили тех, кому уж невмоготу было удерживать буйного Бьертхельма, и с новой силой навалились на него.

— Торвальд-кунс людей прислал, — негромко сказал Труде.

У вновь подошедших были боевые топоры. Как биться топором или против топора, Зорко знал премного. Но тут в руках у него был меч, да и против него вместе с топорами шли в ход ножи. Отбив направленный сверху удар топора, Зорко не успевал остановить удар кинжала, шедший слева и снизу. Он отшатнулся назад, сколь мог. Острое лезвие располосовало на нем рубаху и ожгло ребра. Еще немного, и нож светлобородого сегвана в вороненом шлеме с выкружками распорол бы ему грудь. Досталось наконец и Бьертхельму: кольчуга на левом плече была разорвана и кровь выступила из длинной раны. Но Бьертхельм, казалось, не замечал ничего, продолжая молотить мечом с прежней силой.

Что там делала за спиной Фрейдис, Зорко видеть не мог. Осознание, однако, того, что позади него женщина, да еще не просто какая-нибудь, а сильно ему, Зорко, помогшая, заставило венна встрепенуться и продолжить бесполезный бой.

Но тут к лязгу железа вокруг их троицы добавился шум другого боя и крики по-сегвански. На мгновение получив возможность глянуть сквозь кольцо наседавших на него противников, Зорко увидел молодого черноволосого сегвана в высоком шлеме, в куртке кожаной, кольцами обшитой, вместо кольчуги. И Зорко узнал его: это был Асгвайр. Кунс, живший здесь, по соседству с Оле, вывел своих людей и вышел сам, чтобы зачем-то отбить Зорко и его провожатых.

То ли задора у людей Асгейрда было побольше, то ли один Бьертхельм и вправду так вымотал воинов Оле-кунса, а только сегваны Асгейрда вмиг разметали строй сольвеннов и их союзников и пробились навстречу Зорко.

— Уходите к морю! — закричал Асгейрд. — Кнесовы гридни сюда уже скачут!

Однако одолеть с наскока воинов Торвальда было непросто: они загородили улицу и, выстроив щитовую стену, не давали к себе подступиться. Тогда Бьертхельм, оставив своих товарищей на попечение Асгейрда и его дружины, взобрался, словно кот, на высокий помост, шедший вдоль тына, и прямо оттуда спрыгнул вниз, оказавшись разом позади дружинников Торвальда. Те не сразу уразумели, что задумал Бьертхельм, и прыжок застал их врасплох. Бьертхельм напал один на восьмерых, стоявших в заднем ряду, и снова затрещали, разрываясь и вминаясь в живую плоть, кольца кольчужных броней.

Бьертхельм, словно щука сквозь тучу мальков, пробился без всякого для себя ущерба сквозь строй дружинников Торвальда, и в образованную брешь сразу вклинились воины Асгейрда. Подхватив под локоть Фрейдис, вовсе не испуганную и не утратившую сознания, а лишь бледную как полотно, Труде бросился вперед. Меч, рассекший ему щеку, смахнул Труде еще и половину черного уса. Ухватив левой рукой короб, бросился вперед и Зорко. Смахнув, будто уже давно это делал, вставшего на пути сольвенна, так что тот взвыл, ухватившись за ключицу, Зорко теперь видел впереди только черные ладные сапоги Труде, все испачканные грязной жижей канавы, крепкие башмаки Фрейдис и вязанные из тонкой шерсти ее чулки да шедшую все сильнее под уклон дорогу, из тела которой желтыми вкраплениями торчал известняк. Сзади еще звенели мечи. Зорко оглянулся: воины разных сегванских родов и сольвенны перемешались, и воинов, кажется, стало больше. Должно быть, к Оле-кунсу опять привели подмогу. Кунс Асгейрд и Бьертхельм вдвоем прикрывали бегство, размахивая своими огромными мечами.