Джордж Мартин - Воины

Сергей пожал плечами.

— Да все эти принцы, великие герцоги, ханы и цари так назывались в старину, — сказал он. — Ну, или партийными секретарями — дед нам рассказывал, когда мы были маленькие.

«Правда, он нам еще рассказывал, будто умел тогда летать, будто птица, и прыгал с неба прямо в битву, — подумал Сергей. — В жизни не встречал второго человека, который даже трезвым умел бы так приврать, как дед. Конечно, есть всякие там планеры и воздушные шары, но... А все-таки топор он умел метать, что твой ангел!»

— Зачем тебе надо было реветь в воротах, будто бык? — поинтересовался Доржа. Его русский сильно улучшился, хотя время от времени он все-таки допускал ошибки.

Сергей снова пожал плечами.

— Тихих казаков не бывает, — сказал он. — Это точно бы вызвало подозрение. А кроме того, твоя идея была хороша: нам ведь надо, чтобы те татары нас услышали и пришли отомстить. Как еще нам их найти, нока они не продали твою принцессу Борису Надутому или какому-нибудь казаху-работорговцу, который ее купит для гарема эмира бухарского? В этом городе небось живет тыщ тридцать народу, если не сорок.

— Семьдесят пять, — рассеянно поправил его Доржа.

— Боже мой! — Сергея охватил благоговейный трепет. — Да это же, должно быть, самый большой город на свете! Даже больше Москвы Великой давних времен!

Доржа покачал головой.

— Говорят, Винчестер такой же большой, но еще богаче, — произнес он. Заметив непонимающий взгляд Сергея, калмык пояснил: — В Британии, далеко на западе. И есть еще побольше... большие города в Хиндурадже и в Китае.

Сергей только крякнул. Все эти места располагались где-то на краю света; там, должно быть, у людей голова повернута задом наперед, или они не ходят, а прыгают на одной ножке. Астрахань точно была вдвое больше Белгорода — а Белгород был самым большим городом известного Сергею мира.

«Дедушка Михаил звал нас улитками, потому что мы не видели ни Москвы Великой, ни Владивостока, — подумал Сергей. — Но теперь я начал путешествовать, как он!»

Они провели своих лошадей сквозь давку, где смешались телеги, фургоны, рикши — время от времени попадались даже велосипеды или велорикши, — и трамваи-конки, ездившие по проложенным по улице стальным рельсам — еще один признак городской умудренности. Большинство попадавшегося навстречу народа составляли местные, русские, но встречались и грузины, и армяне, и греки, и черкесы, и татары десятка разных племен, и курды, и жители оазисов—городов, находящихся далеко на востоке; здесь можно было увидеть и самодовольного ляха в красном кафтане с золотыми кружевами и любимой поляками шляпе с плюмажем, и моряков разных государств, имеющих свой флот на Каспийском море, и носильщиков, пошатывающихся под грудами тюков...

— Ну тут и воняет, — произнес Доржа тоном человека, покорившегося судьбе. Вокруг и вправду воняло: большая часть города располагалась в низине, а со всех сторон его окружали болота, и в воздухе пахло нечистотами и гнилью. — Здешнюю воду лучше не пить.

— Я не пью воду. Для мытья она, конечно, хороша, — отозвался Сергей. В отличие от некоторых, он мылся каждые две недели, вне зависимости от того, запачкался он или нет, а зимой ходил в баню.

Он едва удерживался, чтобы не разинуть рот, будто какой-то мужик, когда они проехали мимо здания в целых четырнадцать этажей — пережиток времен до Изменения, отчего-то еще не разобранный ради металла. Большую часть города составляли построенные уже после Изменения двух-трехэтажные дома из кирпича, покрытые цветной штукатуркой. На холме севернее высились стены городского кремля, а из-за них виднелись золоченые луковицы-купола собора и дворца. Лавочники и ремесленники призывали купить их товары, бешено размахивали руками и восхваляли свои низкие цены на дюжине языков. Здесь продавалось все, от китайского шелка до чая, привезенного из Грузии, от груд азерских мандаринов с южного берега Каспия и до мечей, заманчиво разложенных на темной ткани.

Сергей наверняка свернул бы в сторону, чтобы взглянуть на пленительный блеск отточенного металла, если бы Доржа не нахмурился и не качнул головой. Караван-сарай, выбранный молодым калмыком, был вполне обычным: площадка, окруженная высокой глинобитной стеной, вдоль стены протянулись комнатушки, часть площади отгорожена под загон для скота, да еще имеется склад, где можно за дополнительную плату оставить под охраной свой товар. Сергей повел носом, учуяв запах еды; день выдался долгий.

Угрюмый мужчина в рванье и в железном ошейнике подошел принять у них лошадей.

— Эй, раб! — позвал казак и бросил ему серебряную монету. — Присмотри, чтобы наших лошадей напоили и накормили как следует — чтобы им дали люцерны и ячменя, а не только сена.

Раб просиял. Так было больше вероятности, что он выполнит свою работу как следует... да и в любом случае, брату казаку полагалось быть щедрым, особенно в отношении найденных денег и добычи. Сергею не нравилось доверять своего коня рабу, но здесь так было принято.

Многие обитатели караван-сарая сидели на корточках у входа в свои глинобитные комнатушки и готовили ужин на маленьких жаровнях. Те, кого вопросы религиозного осквернения не беспокоили, расположились за длинными столами вокруг очага, а хозяин караван-сарая со своими помощниками нарезали мясо от целой овечьей туши и пары годовалых поросят, насаженных на вертелы, и раздавали вместе с буханками хлеба, луком и дынями.

— Подвиньтесь, пожалуйста, братья, — попросил Сергей.

Один из сидевших оглянулся через плечо на Сергея, буркнул что-то неразборчивое и снова принялся за еду.

— Спасибо за место, песья морда, — сказал Сергей.

Он ухватил недружелюбного обитателя караван-сарая за шкирку, отшвырнул в сторону и отправил его тарелку следом.

— Ёб твою мать, приятель! Вот твой ужин!

«Ёб твою мать» у русских не обязательно обозначает смертельное оскорбление. Между друзьями это может быть всего лишь способом сказать: «Да отнесись же ты к этому серьезно!» — но интонации Сергея были далеки от дружеских. Лишившийся места тип был дюжим малым, а из-за кушака у него торчал длинный нож. Сергей выпрямился и ухмыльнулся ему, засунув руки за пояс. Тип положил было руку на нож, но сразу же передумал и предпочел смыться по-тихому. Те, кто сидел рядом с ним, подвинулись, освобождая место для новоприбывших.

— Пускай не жалуется — как аукнулось, так и откликнулось, — заявил казак, усаживаясь на лавку, и хлопнул по грубо отесанным, грязным доскам из тополя.

— Еды и вина! Кровь Христова, неужто сэр брат, рыцарь войска Донского, должен умереть от голода и жажды, когда у него кошель набит золотом и серебром?

Тут же подоспела служанка с деревянными тарелками и глиняными кружками. Она одарила Сергея долгим задумчивым взглядом. Казак приосанился и пригладил усы большим пальцем. Служанка вернулась к работе, но Сергей успел заметить и взгляд, которым она оделила его товарища.