Джордж Мартин - Воины

— Славная круглая задница, — сказал он Дорже, когда юноша сел рядом с ним. — И бедра как у упряжной лошади. Эй, песий брат, ты ей, кажется, понравился. Или твои красивые сапоги и куртка. Давай, попытай удачи!

Калмык покраснел, невзирая на смуглую кожу, и оторвал край у буханки. Сергей расхохотался. Юнец был привередлив и трепетен, словно молодой священник, только-только из монастырской школы. Он даже дожидался на пути камня или куста, чтобы спустить штаны. Сергей успел это подметить по пути, хотя они только и делали, что скакали, спали и прямо на ходу жевали вяленое мясо. Если у вас по десять лошадей на каждого, можно поднажать как следует и проходить за день километров по двести, а то и больше.

«А нам надо было спешить. Особенно после того, как мы несколько часов вылавливали дохлого татарина из колодца...»

— Малой, если причиндалами не пользоваться, они плесенью порастут, — сказал Сергей. — Такие тощие сопляки, как ты, способны трахаться, как кролики.

Доржа покраснел еще сильнее, потом сердито зыркнул на ржущего Сергея и припал к кружке с терпким красным вином.

«Я точно так же покраснел, когда дядя Игорь впервые сказал мне это, — подумал Сергей. — Правда, мне тогда было тринадцать лет, а калмыку все же поболе должно быть».

— Лучше не напивайся, — холодно произнес Доржа. — Сегодня ночью нас ждет работа, если повезет.

— Питие есть веселие Руси, — рассудительно отозвался Сергей. Потом пожал плечами: — К тому же это всего лишь вино. Какой казак будет пьян с вина? Мы рождаемся с виноградом во рту.

Но он ограничился двумя кружками. Парень таки был прав. Обглодав последние хрящики с поросячьих ребрышек и поковырявшись в зубах острием кинжала, казак бросил кости собаке, выглядевшей даже более голодной, чем раб, и с преувеличенной осторожностью в движениях направился в отведенную им клетушку. Если кто-то и вправду за ними следит, пускай они думают, что он напился и будет спать без задних ног.

«Невозможно отучить собаку валяться в дерьме, а татарина — лезть отомстить, — подумал казак позднее той же ночью. — Нету в них миролюбия, снисходительности и любви к ближнему, как в нас, христианах».

Дверь товарищи оставили открытой — как и многие обитатели караван-сарая, надеявшиеся на тот слабый ветерок, на какой можно было надеяться в душном летнем зное дельты. Сергей лежал в одних подштанниках, положив голову на седельные сумки и посматривая из-под век. В лунном свете блеснули изогнутые ножи, и в каморку проскользнули три фигуры в темной одежде; хвосты их тюрбанов были обмотаны вокруг лиц так, что открытыми оставались лишь глаза. Один пришелец остановился и занес нож, метя Сергею в живот.

Послышался глухой звук удара.

Казак врезал ногой в пах нападавшему, оттянув пальцы кверху, так чтобы удар пришелся мозолистым основанием стопы. Удар этот вколотил яички нападавшего в лонную кость, как молот вколачивает в наковальню кусок железа. Раздался визг, напоминающий вопль умирающего кролика, а за ним следом — звук, похожий на удар кувалдой по дубу: это колено казака встретилось со склонившимся лицом непрошеного гостя. Татарин свалился, то ли без сознания, то ли мертвый. Сергей воспользовался этим движением, чтобы вскинуть обе ноги, кувыркнуться через голову и выйти в низкую стойку.

Доржа начал двигаться одновременно с ним. У калмыка в руке был его пояс: пояс был затянут в петлю, а в петлю засунут обломок кирпича. Кирпич описал дугу и с чавканьем врезался в голову второго типа с ножом. Длинный кинжал выпал из обмякших пальцев, а хозяин кинжала зашатался и сполз по стене.

Третий татарин действовал с похвальным благоразумием и большой скоростью. Он швырнул нож в Доржу и бросился наутек. Молодой калмык вскрикнул от боли. Сергей не обратил на это внимания — перевязать раны можно будет и попозже; он ринулся вперед и провел подсечку. Убегающий с грохотом рухнул ничком с громким уханьем. У казака тоже изрядно перехватило дыхание, но он навалился на пытающегося встать татарина и врезал узловатым кулаком в поясницу врагу — дедушка всегда говорил, что это гораздо лучше, чем расшибать себе костяшки об череп. А потом добавил. И еще добавил. И так, пока враг не обмяк.

— Да заткнитесь вы, шуты гороховые! Не мешайте спать добрым христианам! — заорал кто-то из соседней комнатушки.

— Прости, брат, — сокрушенно отозвался Сергей. Да хранят твой сон святые.

Затем он за ногу отволок татарина к ним в комнатушку и остановился взглянуть на Доржу. Калмык был в подштанниках и нижней рубахе. На рубахе под левой рукой расплывалась красная полоса. Юноша зажал рану и помотал головой.

— Просто царапина, — произнес он напряженным голосом, выдающим его ложь. — Давай сперва узнать, что должны. То есть узнаем.

Сергей буркнул задумчиво и осмотрел в темноте трех незваных гостей. Тот, которого он пнул и приложил коленом, дышал быстро и прерывисто; широко раскрытые глаза смотрели куда-то в пространство. С него толку не будет. Тот, которого он сшиб, был без сознания — и, возможно, истекал кровью изнутри из-за разбитых почек. Если он придет в себя, то будет только орать.

— Господь свидетель, ты очень удачно ему врезал! — произнес Сергей, когда оглушенный калмыком татарин зашевелился. Отличная работа. Сразу видно искусную руку. Я своих двоих считай прикончил, с них толку нету.

— Искусность не по казачьей части, да? — спросил Доржа, но улыбка его была кривой.

Сергей расхохотался, ухватил татарина, сдернул с него пояс, связал им татарину руки за спиной и сунул в рот кляп.

— Ну, песья морда, — произнес казак, стряхивая пот на татарина. Пленник успел полностью прийти в себя и теперь дерзко сверкал глазами. — Как решишь, что не прочь поболтать — кивни, ладно? А теперь чтоб без шума — люди спать хотят.

— Дай я, — произнес Доржа.

Сергей оглянулся. Калмык обвязался под одеждой запасной рубахой и двигался очень осторожно. Сергей пожал плечами и отступил в сторону. Доржа подобрал кинжал одного из татар, подержал его, пока взгляд пленника не остановился на бликах лунного света на отточенном клинке, а потом ударил, как кошка. Татарин выпучил глаза: кожаные штаны свалились с него. Не прошло и нескольких секунд, как он лихорадочно закивал, пытаясь орать и давясь мокрой тряпкой, проваливающейся в широко разинутый рот.

Доржа извлек кляп, подцепив его острием кинжала, и расположил кинжал так, чтобы кровь капала татарину на лицо. Сергей скривился и едва удержался, чтобы не прикрыть пах ладонями. Вместо этого он принялся одеваться, а калмык тем временем задавал вопросы на беглом татарском — он говорил на тюркском диалекте куда лучше, чем по-русски к моменту встречи с Сергеем, но непривычное произношение и подбор слов показывали, что он изучал его не в Среднем Поволжье, а где-то в другом месте. Допрос был тщательным и умелым: где, когда, сколько стражников, какие условные слова. Вопросы следовали один за другим, не давая затуманенному болью рассудку пленника сочинить ложь.