Джордж Мартин - Воины

— Ты сказал, что поплывешь с ними, вызовешь Хакона Ярла на поединок и не вернешься в Данию, пока не сделаешься королем Норвегии.

Конн удивленно ахнул и сказал:

— Ну и дурной же я, когда пьяный! Однако это и впрямь великое дело, не правда ли?

— Я бы сказал, что да, — ответил Ральф.

— Ну что ж, — сказал Конн, — тогда возьмемся за него!

И они поплыли на север и принялись грабить Вик в Норвегии, где было достаточно богатств. Временами весь флот разорял одну деревню, временами они разделялись на отряды и нападали на усадьбы, расположенные вдоль фьорда, выгоняя людей и отбирая их имущество. Все золото, которое им попадалось, складывали в большой сундук, и Буи Большой охранял его, точно дракон. Остальное они съедали, выпивали либо отправляли в Йомсборг.

Уже несколько тяжело груженных кораблей ушло в Йомсборг, а о Хаконе Ярле не было ни слуху ни духу.

Они направились на север, по проливам между островами и побережьем, грабя по дороге все подряд. С каждым днем солнце все дольше оставалось на небе, и по ночам еле смеркалось, не давая уснуть более чем на час. Со всех сторон, над жидкой зеленью прибрежных лугов, земля вздымалась складками скал, одетых снегом. Они отошли подальше в море, чтобы миновать одетый тучами и терзаемый ветрами мыс Стад, и поплыли дальше, по-прежнему на север, но теперь забирая к востоку, нападая на всех, кого встречали во фьордах. Теперь они были в нескольких днях плавания от длинного пролива, ведущего в Трёнделаг, а Хакон все не оказывал сопротивления.

Мышцы у Конна ныли: он целый день греб навстречу яростному северному ветру и теперь стоял на берегу, разминая усталые руки и плечи. Солнце большим оранжевым пузырем висело над западным горизонтом. Небо горело яростным огнем, редкие полоски облачков над морем сияли золотой каймой. Темные валы набегали на гальку, разбивались и с рокотом отползали прочь. За кораблями — их было шестьдесят, — выползшими на берег, точно отдыхающие чудовища, мелькнула в волнах акула.

В медном сиянии долгого заката костры, разожженные вдоль берега, были почти невидимы. Над каждой ямой вращался большой окорок, полоски мяса и рыбы свисали с треног и вертелов, истекая жиром, который вспыхивал на угольях, и потому возле каждого костра стоял человек с чашей, заливая ожоги пивом. Конн увидел на берегу Сигвальди Харальдссона и подошел к нему.

Вождь йомсвикингов сидел на большом бревне, вытянув ноги, и смотрел, как его подчиненные вращают вертел. Рядом с ним сидел Буи Большой, у его ног стоял сундук с сокровищами йомсвикингов. Когда Конн подошел к ним, они подняли головы и посмотрели на него. Они пили из одной чаши, передавая ее друг другу, и Сигвальди шумно приветствовал Конна и протянул чашу ему.

Конн отпил. Пиво отдавало тиной.

— Скоро за нами явится Хакон.

Сигвальди хрипло хохотнул, хлопнув себя ладонями по коленям.

— Я же тебе говорил, малый, по доброй воле он с нами в драку не полезет! Нам придется добраться до самого Тренделага, чтобы выкурить его из норы!

Буи расхохотался.

— Ну, к тому времени он так или иначе обнищает по нашей милости!

И он пнул сундук, что стоял у него под ногами.

— Да уж! — сказал Сигвальди и дружески похлопал Конна по руке. — Добычу мы взяли большую и сегодня снова устроим пир, как и каждый вечер. Вот она, жизнь йомсвикинга, малый!

— Я явился сюда, чтобы свергнуть Хакона Ярла, — выпалил Конн, — а не затем, чтобы прирезать нескольких мужиков ради их золотых цепочек!

Буи вскинул голову и пристально посмотрел на него.

— В каждом звене этих цепочек — частица Хакона!

Сигвальди снова рассмеялся.

— Послушай меня, Конн! Умерь свою зеленую прыть холодным разумом. Прежде чем дело дойдет до настоящей драки, нужно загнать Хакона, как зайца, — трусливый заяц он и есть! А до тех пор ничто нам не мешает поживиться в этих деревнях.

Буи же по-прежнему недружелюбно смотрел на Конна.

— Знаешь, с твоего корабля я получаю не так уж много золота! — он толкнул сундук. — Быть может, тебе стоит поразмыслить об этом?

— Я не йомсвикинг! — ответил Конн, отвернулся и пошел прочь. Он не стал говорить: «Я больше не дружинник Свейна Вилобородого».

Он шел вдоль берега, мимо кораблей, к своему костру. Его люди разбили лагерь на краю пляжа, там, где песчаный склон защищал их от ветра. Закат одел море розовой дымкой, волны расчерчивали морскую гладь черными и сияющими полосами. Ветер пел между кораблей, как будто драккары переговаривались на своем тайном языке. Вдали, на востоке, на фоне ало-лилового неба, голые скалы побережья вздымались отвесными стенами, увенчанные розовым блеском ледников.

Конн подошел к своим людям, сгрудившимся у огня. Они жарили говядину и пили пиво. Они хором приветствовали его. Его родич Ральф сидел в стороне, у подножия песчаного склона, рядом с раненым, который лежал на земле навзничь.

Конн присел на корточки у костра и взял рог с пивом у соседа по имени Финн, младшего из его людей.

— Ступай, пригласи Аслака выпить вместе со мной.

Финн вскочил на ноги и убежал прочь. Это был низкорослый, тощий парнишка, всего две весны назад он еще ходил за плугом. Конн допил то, что оставалось в роге. Пиво было лучше, чем у Сигвальди. С тех пор как Конн выяснил, что после каждого набега захваченное золото и серебро отправляется в сундук Буи, он предпочитал добывать не золото, а самую лучшую еду и питье.

Лупоглазый Горм, сидевший напротив, ухмыльнулся поверх обгорелого куска мяса.

— Что нового слышно?

— Ничего, — ответил Конн. Он снова взглянул на Ральфа, который сидел в темноте с умирающим, но тут пришел Аслак.

Конн поднялся на ноги. Аслак, как и он, командовал кораблем. Он был йомсвикингом, но, несмотря на это, они с Конном неплохо сошлись. Кроме того, он сам был родом из Тренделага. Они пожали друг другу руки и сели. Конн дождался, пока Аслак как следует приложится к рогу с пивом.

Аслак облизнул губы.

— Это лучший священный напиток, что я пробовал со времен клятвы в Хельсингёре!

Конн заворчал. Он не любил, когда ему напоминали о той клятве.

— Ты ведь здешний, да? Какое там дальше побережье?

— Такое же, как и то, вдоль которого мы шли прежде, — ответил Аслак. — Сплошь бухточки, заливчики, островочки. Ветра сильные. Скал много. И народ бедный, беднее истощенного поля. Буи будет недоволен!

Конн расхохотался.

— Буи и мною недоволен, если уж на то пошло.

Аслак приветствовал его, приподняв рог.

— Не то золото ты грабишь, Конн!

Конн приподнял рог в ответ и выпил.

— Сигвальди думает, будто Хакон трусит напасть на нас, сколько бы мы ни донимали его людей.

Аслак хмыкнул. Сидевшие вокруг костра не сводили глаз с них обоих.