Константин Костин - Моя понимать

Единственное, крестьяне-хрюны все же умудрились задолбать Димку вопросом «А чего это вы такой белый?». В конце концов, ему это надоело и он пошел просить у господина Шарля разрешения смыть маскировку к чертовой матери. Все равно, ему уже не удастся прикинуться ни големом — толпа крестьян видела, что это неправда — ни другим яггаем — здесь его прекрасно знают помнят именно рыжим. Господин Шарль пыхнул сигарой и дал мудрое указание: краску смыть, а потом накраситься опять. Димка взвыл, но других поблажек не получил.

После представления он попросил добрых хозяев истопить ему баньку.

Кстати, цирковое представление понравилось всем. Дети были просто в восторге, радостно визжа и прячась, когда шевелились стальные челюсти голема, говорящего «Добрый день!» Взрослые хрюны больше заинтересовались големом-конем. Похоже, потому, что его кормить не надо. Правда, смутные планы о стальном коне, приходящем на смену крестьянской лошадке тут же рухнули, когда хрюны выяснили стоимость коника. Что не помешало им восхищаться.

Фокусы Джона тоже радовали, но уже не так сильно, все-таки, по сравнению с големами он проигрывал.

Димку оккупировали пищащие дети, буквально облепили его и лазали как по баобабу. Он радовался не хуже самих детей, ненадолго забывая, что он — лохматый яггай, что детишки, по большей части — молоденькие свинки, что он, вообще-то, в другом мире…

В общем, в восторге были все. Поэтому, когда Димка заикнулся о бане, ему тут же ее истопили. Будь баня русская, конечно, так быстро бы не получилось, но бани здесь были свои, хрюнские.

Маленький домик, тесное помещение, печь с вмурованным котлом, огороженная деревянной решеткой, чтобы не обжечься. Вода согрелась, помещение нагрелось, пожалуйте мыться. Скорее, не баня, а мыльня. Но Димке было непринципиально. Хотя… Сейчас бы в баню русскую, да с веничком…

Пофыркивая от удовольствия, представляя яггая в бане с полотенцем и веником, Димка отмылся от краски. Далось ему это нелегко, потому что объем яггая и емкость хрюнской бани примерно совпадали.

Мытый и пушистый яггай сидел на лавке во дворе дома крестьянина Луи, того самого хуманса, у которого отмечали чудесное спасение хрюнки Женевьев в прошлый раз. Все остальные набились в дом, накурили, вот Димка и вышел подышать свежим воздухом…

— Добрый вечер, господин Хыгр, — рядом присел на лавочку и закурил хрюн Жак, отец той самой хрюнки, которую спасал Димка. Папа-хрюн тут же достал трубку и закурил. Димка вздохнул, но ничего не сказал. Уходить сейчас было бы не совсем вежливо.

— Тяжелые времена сейчас, господин Хыгр.

— Да, — согласился Димка. А когда они были легкими?

— Вы помните, когда были у нас в прошлый раз. Всем казалось: достаточно свергнуть власть сеньоров и наступит блаженная жизнь. Вот нет сеньоров, отрубили голову королю, мальчишка Жан застрелил сеньора Жоффруа… А спокойствия как не было, так и нет. Раньше мы платили оброк сеньору, теперь за оброком приходят эти… с зелеными повязками… Раньше над нами была власть сеньора, теперь власть вообще непонятно кого. Хлеб, всем нужен хлеб… И никому не интересно, что нужно нам, крестьянам. Всем кажется, что у нас где-то стоит бездонная бочка, откуда можно черпать и черпать…

— Хлеб нет, — вспомнил Димка свои рассуждения о неурожае.

— Хлеб… — Жак оглянулся и понизил голос, — если бы я не помнил вас, господин Хыгр, я бы вам не сказал. В нашей деревне неурожая не было. У нас, у хрюнов, вообще редко бывает неурожай, это должен быть уж совсем плохой год. Мы ведь, вы знаете, умеем на погоду влиять. Так что, ни засуха, ни дожди нам не страшны…

— Как ваша делать это? — Димке не давал покоя неурожай. Слишком уж он вовремя произошел. Чувствовалась какая-то злая воля…

— Очень просто, — папа-хрюн выпустил колечко дыма и задумчиво проследил как то растворяется в вечернем воздухе, — когда нас, хрюнов, собирается достаточно много в одном месте и все, ну или большинство, желают одной и той же погоды, погода меняется согласно нашему желанию…

Согласно желанию… Интересно, имеется в виду озвученное желание, мол, хочу, чтобы пошел дождь или глубинное желание? Тут есть разница, вроде как с Золотым шаром в «Сталкере» Стругацких…

— Так что, — вернулся к наболевшему хрюн, — хлеба у нас достаточно. Да и вообще, погода в этом году стояла хорошая, нужно быть сильным лентяем, чтобы не вырастить достаточно хлеба… Вот такие вот и приходят потом к нам, мол, голодаем, дайте хлеба. З-зеленые…

«Старая вражда между деревней и городом. Крестьяне считают горожан дармоедами, без которых прекрасно бы прожили, горожане крестьян жадинами и куркулями, из-за которых нечего есть».

— Говорят, что есть распоряжение товарища Речника, — имя вождя революции Жак произнес так, как, наверное, в Гражданскую, говорили «товарищ Ленин»: с глубоким уважением, — чтобы продотряды крестьян не грабили, а меняли на зерно разные вещи: ножи там, иголки, зажигалки, соль, ткани… Говорят-то говорят, вот только вместо вещей нам бумажки раздают…

Хрюн достал из-за пояса смятую бумагу и показал Димке. А чего показывать? Из всех надписей Димка понял только герб партии «Свет сердца»: скрещенные молоты в круге.

— … говорят, мол, по этой бумажке потом можно будет получить все, что пообещали. Потом, это хорошо. Вот только что нам сейчас есть? Бумажку? А попробуй, не отдай или прогони. Назавтра приедут каратели. Говорят, сразу вешают всю деревню, от стариков до детей. Да… При короле было не так…

Жак затянулся:

— Тогда бы еще и соседнюю деревню повесили. На всякий случай…

Димка молчал. У каждого тут своя правда. Скажите еще спасибо, что товарищ Речник хоть как-то пытается компенсировать изъятый хлеб. Правда, схема не очень-то работает…

— Так вот, господин Хыгр, — хрюн выколотил трубку и встал, — вы ведь с друзьями в столицу едете? От всей деревни прошу: отвезите наше письмо товарищу Речнику. Пусть он прочитает, пусть знает, как здесь его распоряжения выполняют. Мы уж было собрались гонца направить, да вот такая оказия, как вы.

Хрюн был непоколебимо уверен, что к товарищу Речнику может запросто войти любой яггай.

— Отвезите, пожалуйста.

Хрюн с поклоном вручил Димке кожаный цилиндр:

— Здесь письмо наше. Все подписались и святой отец заверил. Хоть новая власть священников и не жалует, но наш-то — хороший… Возьмите…

Димка осторожно взял в лапищу футляр. Они все равно будут у товарища Речника и он, Димка, расшибется в большую мохнатую лепешку, но отдаст письмо. Здесь живут хорошие люди, а за добро нужно платить добром.

— Моя отдать.

Скрипнула дверь.

— Првиет, — Флоранс, от которой аппетитно пахло сладким вином, прошуршала в темноте к кровати, на которой лежал Димка, забралась под одеяло и уснула.