Диана Удовиченко - Скитальцы

Я быстро перемещался от дерева к дереву, швырял в человека пульсары, не давая ему опомниться и заставляя только защищаться. Собирался использовать ту же схему, что в сражении с чародеем, приставленным ко мне после побега из тюрьмы. Но атаман сразу заметил, что трава у него под ногами стала подозрительно удлиняться, и одним движением сжег ее. Теперь мне пришлось хаотично метаться от дерева к дереву и атаковать чародея огненными шарами, судорожно придумывая новый план.

Выскочив из очередного ствола, я собрался было метнуть пульсар в противника, но атаман как-то предугадал место моего появления, и в меня полетел воздушный клинок. В последний момент я успел отпрыгнуть, заклятие только самым краешком задело мое плечо и оставило на нем глубокий порез. Не обращая внимания на боль, я вскочил на ноги, но поздно: ко мне неотвратимо приближалось еще одно заклятие воздушного клинка — видимо, воздух был любимой стихией Фалира. Инстинктивно я попытался уплотнить пространство перед собой, это меня и спасло. Часть удара приняло на себя вышедшее из-под моих рук жалкое подобие воздушного щита, остальное досталось кольчуге. Но сталь не выдержала удара, и я почувствовал резкую боль. Скосив глаза, увидел, что звенья кольчуги разорваны, а на груди появился длинный порез, из которого сочится кровь. Тут же в меня ударила стена воздуха, отшвырнула на несколько ярдов и крепко впечатала в попавшееся на пути дерево. В глазах потемнело, но каким-то чудом я не потеряла сознание. Только сполз на землю, прислонился спиной к стволу и, не в силах пошевелиться, наблюдал, как чародей медленно подходит ко мне.

— Не знаю, как тебе удалось использовать стихийную магию. Может, ты полукровка? — заговорил атаман. — Такой волшебник мог бы пригодиться в шайке. Но увы, мне некогда с тобой возиться, так что здесь ты умрешь.

— Если кто-то издохнет, то только ты! — с трудом выдавил я и резко свел руки, будто собираясь хлопнуть в ладоши.

На самом деле я направил друг на друга два уплотненных потока воздуха. Между моими ладонями образовался мощный заряд. Используя последние силы, я направил его в противника, мысленно выстраивая тоннель, по которому пустил образовавшуюся энергию. Чародей не ожидал атаки и не успел выставить защиту. С моих ладоней сорвалась молния и ударила человека в лицо. Разряд отшвырнул мага на несколько ярдов.

Когда я жил у Вили, он любил демонстрировать на тренировочных манекенах разные боевые заклятия. Его любимым был удар молнией, и друг в красках рассказывал мне, как создавать эти чары. Говорил что-то про заряженный воздух, про столкновение потоков… Тогда, как, впрочем, и сейчас, я ни морта не понимал. Но попытался, и у меня получилось!

Однако долго гордиться победой не пришлось. В глазах потемнело, и я потерял сознание.

Справиться с разбойниками оказалось не так уж и трудно, ведь среди них не было ни одного настоящего воина. Душегуб может отлично владеть оружием, быть сильным, бесстрашным, и драться, как ошпаренный морт. Но каждый из таких людей в бою прежде всего защищает собственную шкуру, между ними нет единства, слаженности действий. Потому и победить шайку разбойников гораздо легче, чем отряд настоящих воинов.

Во время драки выяснилось, что крестьяне, так метко стрелявшие из луков, оказались почти бесполезными в ближнем бою. Они бестолково топтались на дороге, неловко тыча перед собой вилами и неуклюже размахивая топорами. А уж как с мечами обращались — сдается мне, Вельш Милиган прослезился бы от такого зрелища. Вот и пришлось метаться между разбойниками, стараясь успевать везде — благо заклинание Лэя хорошо проредило шайку, и половина душегубов, вместо того чтобы драться с крестьянами, пыталась освободиться из объятий толстых корней.

Сражение закончилось нашей полной и безоговорочной победой. Стоя посреди дороги, усеянной телами, я оглядывалась, оценивая потери обеих сторон. Разбойники были повержены: семеро изрублены, восьмеро нашпигованы стрелами насмерть, двое тяжело ранены и истекали кровью, еще двоих задавили стволы подрубленных деревьев, остальных задушили корни, высвобожденные волшбой Лэя… Кстати, а где он сам? Я искала эльфа взглядом и не находила. Среди крестьян оказалось четверо погибших и пятеро раненых. Из леса вышел староста, огляделся, возликовал:

— Нет, спаси боги, нет больше шайки!

В схватке Тарвин не участвовал, во всяком случае, я его не видела дерущимся. Видимо, подкинув атаману мешок с отрубленной головой, старик пришел обратно и перед сражением спрятался в кустах. Я не стала упрекать его в трусости: во-первых, Тарвин действительно был очень стар, во-вторых, глупо требовать от крестьянина, чтобы он вел себя как воин. Ну, а в-третьих, чтобы пробраться в логово разбойников, нужна недюжинная смелость.

— Свобода, мужики, свобода! — радовался Тарвин. — Спаси боги вас, добрая госпожа!

Я рассеянно кивнула, продолжая оглядываться в поисках Лэя. Среди живых эльфа не было…

— А и другу вашему, магику, наше душевное спасибо, — распинался староста. — Уж как он наволшебствовал, наколдовствовал! Знамо ли дело, спаси боги, чтоб корни из земли выпрыгивали, как змеюки! Вот уж я страху натерпелся!

Я медленно брела между трупами, вглядываясь в мертвые лица. Староста плелся позади, рассыпаясь в благодарностях и похвалах нашей невероятной храбрости. Я слушала его вполуха, потому и не сразу выделила из словесного потока важные сведения:

— А он-то, магик, как погонит Фалира! Как заяц за ним припустил! Знать, где-нибудь в лесу схватились колдуны-то!

Среди мертвых Лэя не было. Как и атамана… Я обернулась:

— Куда они побежали?

— А вона, аккурат туда! — махнул рукой Тарвин.

— Займитесь ранеными, — приказала я и отправилась на поиски друга.

Никто из крестьян за мной не последовал: магии они боялись еще больше, чем разбойников. Я продиралась через лес, то тут, то там находя следы схватки волшебников: черные, выгоревшие от пульсаров круги на траве, сломанные воздушными ударами ветви.

Я вышла к деревьям, покореженные ветки и покрытые сажей стволы которых красноречиво свидетельствовали о том, что здесь произошло главное сражение между Лэем и атаманом. Вскоре обнаружился и сам Фалир — вернее, то, что от него осталось. Он лежал на маленькой полянке, раскинув руки в стороны. Лица у покойника не было, вместо него пузырилась кровавая каша. Но жирная туша явно принадлежала атаману, что вызвало у меня вздох облегчения: значит, Лэй скорее всего жив. Я обыскала труп, забрала висевший у пояса кошель и двинулась дальше.

Эльф нашелся ярдах в пяти от покойника. Он сидел, прислонившись спиной к стволу старого дуба. Глаза его были закрыты, бледность лица наводила на печальные мысли. Кольчуга на груди была пробита, в прорехе виднелась окровавленная рана. Я кинулась к другу, приложила пальцы к шее, ощутила слабое биение пульса и облегченно выдохнула. Ушастик был жив, но из-за потери сил и крови пребывал в обмороке. Я осторожно подняла его на руки и понесла к дороге. Здесь стояла телега, к которой селяне подтаскивали тела убитых. Вдали виднелось облачко пыли — это везли в деревню раненых. Пятеро мужиков, разобрав предусмотрительно привезенные лопаты и мотыги, копали на опушке большую яму.