Психея Лу - Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс

(нецензурно) твою мать!

Поттер отскочила от зеркала, одновременно скидывая капюшон мантии – раз ее все равно видят – и выхватывая палочку. Как можно справиться с двумя взрослыми, она не думала. Главное, начать.

Сзади никого не было.

Эри посмотрела в зеркало, узнала этих людей, и у нее подогнулись ноги.

«Призраки?! Мои родители стали призраками Хогвартса? А почему я их не видела раньше?!»

Рыжеволосая женщина в зеркале отчаянно замотала головой. Она подняла руки, сделала округлый жест, и потянулась – со своей стороны – к раме зеркала.

– Это мир мертвых? Это зеркало показывает мир мертвых? – шепотом спросила Эри.

Черноволосый мужчина – ее папа! – покачал головой, грустно вздохнул. Обнял жену за плечи, посмотрел на Эри, положил руку на плечо ее отражения. Та Эри, Эри-из-зеркала, радостно улыбнулась родителям.

– Не хочу ее, – Эри-настоящая, сидя на полу, жалобно смотрела на всех троих. – Не надо! Так нечестно, что она… она….

Папа закатил глаза, развел руками. Мама приподняла бровь, сняла руку с плеча Эри-зазеркальной (такой же, как Эри-настоящая, только очки на ней были не отцовские, другие, и на лице – радость, а не растерянность).

Эри-зазеркальная исчезла. Родители сделали шаг вперед. Мама протянула свою тонкую, красивую руку и дотронулась до стекла. Девочка с другой стороны зеркала рванулась к ним и дотянулась до зеркала собственной ладонью.

Слезы, текущие по прекрасному лицу матери, искаженное лицо отца…

– Не надо п-плакать, – шепнула Эри. – А т-то я сама сейчас… когда вы ЕЕ обнимали, это б-больно, – она заморгала, глаза невыносимо жгло. – Можете потом, когда я уйду, с ней… а сейчас не надо, – проглотила сухой комок в горле, спросила хрипло: – А как вы… там?

Мама сердито мотнула головой, решительно вытерла ладонью лицо. Отец зажмурился, глубоко вздохнул – поднялась грудь под темным свитером. Эри не могла отвести от них глаз – сама она пыталась взять себя в руки точно также.

– Вам хорошо? – спросила она, когда лица родителей успокоились. – Я хочу сказать, ну, это не совсем смерть, да? Вы вместе?

Они кивнули одновременно. Мама смотрела на нее с нежной гордостью, отец вглядывался внимательно, потом вдруг рассмеялся, ткнул пальцем в свои очки, указал на дочь. Взъерошил волосы, снова кивнул на Эри.

– Да, я очень на тебя похожа, все говорят… ой, папа!

Джеймс Поттер выпятил грудь и постучал по ней кулаком, улыбаясь до ушей. Мать и дочь одновременно, совершенно одинаково, закатили глаза.

– До чего ты смешной, папа! – а Лили Поттер в это время дернула мужа за ухо. Потом они одновременно посмотрели на дочь – вопросительно и тревожно.

– У меня все хорошо, честное слово, – Эри не собиралась расстраивать родителей. Не стоит говорить им, что пережила у Дурслей. Они же не виноваты, что умерли.

Но это решение – взрослое, разумное, логичное – не получилось исполнить, потому что непослушный ее язык выпалил:

– Почему вы меня бросили?

Снова боль на их прекрасных лицах, снова закушенная губа Лили и свирепые жесты Джеймса…

– Проклятое зеркало, почему нельзя было микрофон присобачить?

Лили улыбнулась, Джеймс вытащил из заднего кармана джинсов палочку, сделал какое-то сложное движение, и перед ним материализовались Дурсли. Правда, они были слегка полупрозрачные и слабо трепыхались, как привидения, но почти как настоящие.

– Что ты собираешься делать? – с любопытством спросила Эри. Она посмотрела на мать – та подмигнула ей. Без всяких слов, только по выражению ее лица, девочка поняла, что мама имеет в виду: «Эти мужчины всегда остаются мальчишками!».

Эри фыркнула от смеха, зажала рот, глядя, как отец хватает дядю Вернона и завязывает его в сложный узел. Тот покраснел еще больше, когда его голова оказалась притиснута к лакированным ботинкам. Тетка Петунья пыталась убежать, но Джеймс небрежно цапнул ее за пояс («Ловец!») и продолжил свои эксперименты в области макраме. Мама, поглядев на это безобразие, покачала головой и развеяла обе иллюзии. Джеймс улыбнулся, глядя на дочь. Мужчина и женщина держались за руки и глядели, глядели на нее…

Это было и больно, и сладко одновременно. Когда руки ее родителей снова легли на стекло, когда девочка ощутила холодную гладкость под пальцами, а не их тепло… жжение в глазах прекратилось, и горло перестало сжиматься, пропустив, наконец, задушенный всхлип наружу.

Гарриет Поттер стояла, прижимаясь обеими ладонями к зеркалу, и беззвучно плакала, не осознавая этого.

Эри ушла от своего сокровища, когда откуда-то издалека послышались голоса, и она поняла – наступило время завтрака. Пропускать его нельзя, Рон забеспокоится… она бросила последний взгляд на родителей.

«Я вернусь, и ничто меня не остановит!»

– …Ты какая-то тихая сегодня, – Рон с аппетитом жевал тост. – Я понимаю, Хагрид вчера перепил. А Перси близнецы в сливочное пиво подлили Похмельного зелья – вот он и страдает. Но ты-то чего?

– Что за зелье? – спросила Эри равнодушно.

– Они делали Антипохмельное у Снейпа – такое пьют как раз утром после праздников. И им пришла в голову идея с Похмельным – ничего не пил, а все равно страдаешь.

– А-а. Я просто не выспалась. Рон, скажи, у тебя умирал кто-то близкий?

Уизли взглянул удивленно:

– Ну, у мамы было два брата, мои дяди, но они погибли давно, мне было меньше года. Я их не помню. А почему ты спросила?

– Да так…

«И нечего ему там делать. Никому не покажу!»

– Почему вы такие молодые? – спросила Эри с любопытством. Она уже поняла, что может прекрасно общаться с родителями, а не просто смотреть на них. Пусть они не могли ответить словами, но их жесты и поведение были прозрачны, как стекло. – Неужели ТАМ не стареют?

Взрослые недоуменно переглянулись, потом Джеймс Поттер дотронулся до своего лица – и оно изменилось. Эри вскочила, глядя на него с восхищением.

В тридцать один год ее отец был еще лучше, чем в двадцать. Он стал шире в плечах, лицо – более жесткое, ему очень шла легкая небритость. И очки стали другими – каплевидные, без оправы, они делали его лицо немного хищным.

– Какой ты красивый, папа! – Эри подпрыгнула на месте, как маленькая. Смутно удивилась в глубине души – что с ней, почему она так себя ведет? – а потом рефлексия отключилась, она не хотела больше думать – ни о чем, никогда. Только смотреть на них, только говорить с ними. – А ты, мам?

Лили выглядела раздосадованной. Наконец она тоже дотронулась до своих щек, и тут же, наколдовав зеркальце, стала вглядываться в него. Она изменилась меньше – чуть похудело лицо, чуть шире стала в талии, пара морщинок возле глаз. Но смотрела на себя с искренним ужасом. Джеймс переглянулся с дочерью, обнял жену за плечи, поцеловал в висок. Женщина продолжала смотреть в зеркальце с таким отвращением, будто это ящик с флоббер-червями.