Валентин Юрьев - Паучий Замок

Ай, да принц, он понял всё так быстро, что пока я приходил в себя, уже принёс кусок кожи и чернила с костью.

И тут, впервые в жизни, я написал стих, который выполз из меня сам, я только двигал рукой:

Осталось только добавить, что меня срочно вызывают дела, что я буду вечно - то и обязательно - сё, и непременно вернусь! И тысячу раз про любовь.

Принц, скептически глянув на это творение, вслух прочитал моё первое рифмованное сочинение, потом ещё раз, и даже похвалил, и сказал, что к такому посланию надо приложить что-нибудь более весомое. И вынес шкатулку с безделушками, из которой я, порывшись в глупых кольцах и никчемных висюльках, вытащил браслетик. Не очень изящный и уж, не золотой, но в нём торчал меленький кинжальчик, который, вынутый из ножен, оказывался иглой для шитья, а рядом можно было намотать жилки и закрыть их крышечкой. Верт всё это одобрил. И мы пошли собираться.

С трудом отловив свою компанию, которая уже не танцевала, а разбрелась по углам с новыми знакомыми, я объявил, что завтра мы уходим, потому что нам поручено проводить королевского гонца. Преодолев все виды нежелания и усталости своих подчиненных, нам удалось переодеться в своё рваньё, собрать корзины, которые стали гораздо тяжелее за счёт подарков, причём, арбалет мне пришлось отдать Пашке, золото я тихонько и втайне от всех отдал Варлону, которому верил больше остальных и отличающемуся большей силой, а себе оставил вымпел. Всё равно рюкзак получился тяжелым из-за костюма и еды.

Утром начался лёгкий противный дождь, который принес с собой туман и тоску, намочил всю одежду и утяжелил груз почти вдвое.

Я представил отряду королевского гонца и, как он и сказал, никто даже не подумал сравнить его с красавцем принцем. Все как один злились, видя в безвинном носителе посланий причину того, что надо уходить из праздника и тепла в обыденность, в привычную и надоевшую дорогу.

До кордона тропа шла почти без повышения уровня, под дождём не хотелось ни разводить огонь, ни просто снимать поклажу, с которой при этом стекали потоки воды, а спина начинала мёрзнуть, а при одевании холодная корзина ложилась на холодную спину, и это было противно. Шли молча.

Поэтому дошли до маленьких каменных сооружений быстро, уже к ночи. Это были каменные казармы, близнецы тех, где мы жили позавчера.

Солдаты нас приняли настороженно, сюда слух о спасённых и героях - чужеземцах только докатился, никто из воинов этих раненых не видел, точно ничего не знал, указаний от начальства не получал и не очень-то верил болтовне.

А когда мои мальчишки проболтались, что четыре дня назад мы шли по этой же "дороге", а потом свернули и прошли незамеченными, то сумели задеть их честь, ведь мы проскочили у профессиональных воинов не под носом, а, скорее, над головой. Назревал скандал, и только пропуск на пятнадцать иритов, с печатью принца, оказал весомое действие.

Нас разместили на ночь в одной из казарм, солдат из которой выгнали в сторожевую башню, моей команде этот важный военный объект не доверили.

Наутро мы покинули Сарпанию, оставив в ней и любовь и ненависть, дождь кончился и здесь, в предгорьях, даже подморозило, а лучи Сияющего приветствовали нас со стороны родных гор.

Как хорошо, когда никого нет рядом! Фигура спереди, такая же сзади. Шаги ровные, неторопливые, шаг в шаг, так что мозги полностью отключены и могут делать всё что хотят. Впереди и сзади - разведка, в случае чего - успеет подать сигнал, чтобы выхватить оружие и швырнуть себя за ближайший камень. Мягкий рюкзак не гремит, спальник под спиной смягчает все удары и греет... Хорошо!

Дорога, тянущаяся по холмам, залезает иногда в каменные мешки мрачноватых ущелий, с чистой ледяной водой, которая то струится ручьём, то, гремя, спадает небольшим водопадом.

Мишка любовался россыпями камней, цветами, озёрами, вспоминал вечер на кордоне, думал о том, что Канчен-Та, наверно, уже дома, получила его послание и побежала читать к грамотею из окружения принца, который нудным безразличным голосом перечитывает в десятый раз его неуклюжие строки, а она достаёт из браслетика маленький меч...

- Мечтаешь, Мроган?

Принц подобрался незаметно, видимо, надоело идти в строю.

- Наверно, Верт, а что ещё делать? Ноги сами идут. А ты что, мысли читаешь?

- Ну, все твои мысли написаны на твоём же лице.

- Что? Неужели - все?

- Ну, нет, конечно, но основные - всегда.

- А если не видеть лица?

- Если не видеть, то это, конечно, сложнее.

- Но возможно?

- Понимаешь, половину знания даёт просто понимание обстановки. О чем может думать воин на поле боя? Об атаке, о поражении, о бегстве, о своём горе, если убило друга, и ещё много, о чём. И если знать, что его может волновать, можно догадаться и о его мыслях.

- Ну, так можно, что угодно, сказать. Может, в бою живот схватило, и он думает, как бы не наложить в штаны, а ты скажешь, о своём друге страдает?

- Так я же и сказал - половину. А дальше смотри внимательно. Если рука на брюхе, а взгляд в кусты, то, может и вправду, приспичило. А если на врага смотрит со злостью, а рука на кинжале, это совсем другое.

- Надо ещё догадаться, на что именно обратить внимание, а как?

- А очень просто. Ты, когда слышишь шум в кустах и не видишь, что там шумит, ты что делаешь?

- Слушаю дальше, смотрю...

- Значит, увеличиваешь знание?

- Ну, конечно! Зрение подключаю, подхожу ближе...

- А если не можешь ни видеть, ни слышать?

- Да ты что, Верт, смеёшься? Сам же сказал, нужны знания.

- Но знания ты получаешь от ушей, глаз, языка, кожи, так?

- Конечно, от чего же ещё?

- Но ты же не всегда видишь сам объект? Например, ветка качается, и ты соображаешь - это значит, что птица улетела! Хотя её уже и рядом нет. Правильно?

- Ну и что это значит?

- А то, что ты всегда анализируешь не только то, что чувствуешь, но и то, как это могло произойти, думаешь, короче.

- Ну, если ты такой умный, то скажи, о чём думает Крен, впереди?

- Да очень легко!

- Ну, давай, давай!

- Он думает: 'Когда же, будет проклятый привал и я, наконец, вытащу этот дарков камушек из ремня на ноге!'

- Ну, Верт, ты даёшь! Хотя, ещё о жратве тоже!

Это уже вполоборота отвечает худой Крен, который, оказывается, от скуки, всё слышал, и тогда Мишка замечает, что он и впрямь, немного вывернул ногу и прихрамывает, видимо, ему, действительно больно.