Андрей Назаров - Найти себя

— Ну, что, — чуть погодя сказал Брунил, — странно, но особых синяков или ссадин на тебе свежих не вижу, какие-то старые царапины. Только вот голова повреждена немного. Теперь будем пробовать память восстанавливать.

Он порылся среди склянок на столе, в которых плескалась жидкость разных цветов и оттенков, и, выбрав три из них, стал потихоньку отливать находящуюся в них жидкость равными порциями в пустую пиалу. После того, как пиала наполнилась наполовину, он протянул получившийся напиток юноше, — пей всё, залпом!

Юноша взял пиалу, недоверчиво посмотрел на мутноватую, чуть коричневатую жидкость, и одним большим глотком осушил ее. — На вкус неплохо, — удивился он.

— Да, я сам все лекарства свои делаю, — заявил Брунил, — люблю, когда лекарство на вкус приятное. Но это только тогда, когда его при мне принимают. А так, если с собой отдаю, особенно если нужно не все сразу принимать, а мелкими порциями, то всегда делаю его наоборот горьким и невкусным. Есть у меня такие добавки для придания противного вкуса, лечебные свойства не портят, но и лишнего употребить не дают. А то знаю я этих больных, некоторые всё сразу примут, проку никакого, а порой, и вред один. А так много не выпьешь. Теперь ложись на топчан и спи, я тебе снотворного и еще трав особенных дал для поднятия настроения, а я в твоей голове с твоего разрешения покопаюсь.

— Покопаешься? Это как? А хуже не будет? — спросил юноша, ложась на топчан, который под его тяжестью жалобно заскрипел.

— Не бойся, ручаюсь, ничего даже не почувствуешь. А же тебе добра желаю.

— Хорошо, копайся в моей голове, а я посплю.

Через несколько мгновений юноша спал.

Подождав немного, Брунил подошел к юноше, нагнулся и стал внимательно прислушиваться к его дыханию.

— Надо же, как быстро заснул, — удивился он.

Брунил вышел из шатра и махнул рукой. Вскоре подошел Голос.

— Ну как? — спросил Голос.

— Спит. Как наш Зверь?

— Наша собачка совершенно спокойна, даже не реагирует совсем, — ответил Голос. — Поэтому, думаю, нужды применять особые методы к нему не требуется, собака не чувствует от него никакой враждебности. Но на всякий случай доведем дело до конца. Мы не можем навлечь опасность на наш караван. А ты продолжай.

— Ну что, сказать, парень здоровый, — задумчиво произнес Брунил. — На вид, судя по всему, лет 20, может и меньше, а здоров не по годам, медведь прям. Наверное, наследственное, да, небось, еще с малых лет специальные упражнения делал.

— Это уж точно здоров, ты видел его «дубинку»? У нашего герцога булава есть, так она раза в два легче. А наш герой машет своей, как веточкой, — подержал его Голос. — Может он старше?

— Да нет, кожа совсем молодая, и на нем я никаких старых ран не нашел. Все только свежие — морда вот поцарапанная, да шишка на затылке. Был бы старше, раз он воин, наверняка бы уже не раз подранили.

— Он не воин, скорее из охраны каравана, из вольных наемников, — сказал Голос.

— Вольные наемники тоже воины, по сути. Они же телохранителями важных господ или в охрану тех же караванов нанимаются. И нанимают их, когда действительно опасность есть, недешево их гильдии берут, сам знаешь, — возразил Брунил.

— Ну да ладно, не будем спорить, приступим к моим методам, — продолжил Брунил. — Твои уж методы, Голос Правды, хорошо мне известны. Значит, как всегда? Ты же знаешь, я хоть и адепт 3-го ранга, а, может, и 2-го уже, но этого делать не люблю, потом сутки ходишь, как рыба, выброшенная на берег.

— Давай, давай, знаешь же, в случае чего, герцог тебя не забудет. А мои методы служат для блага Императора и герцога. Бывает, конечно, что после них от людей мало что остается целым, если они очень упорствуют…

— Конечно, конечно, я твои методы не оспариваю. И герцог меня не забудет, как уж тут забыть, коль буду бродить по его замку, высунув язык и пуская слюни, или еще чего хуже, — было видно, что Брунил был не в большом восторге от предстоящих действий и немного нервничал.

— Хватит причитать, за дело.

— Хорошо, барон.

— А вот титулов, сэр, никаких не надо здесь говорить, мало ли что. Может кто-нибудь услышать, кому этого слышать совершенно не надо, — сказал Голос. — Пошли в шатер.

Голос и Брунил вошли в шатер. Брунил шагнул к сундуку. Подняв крышку, он покопался в нем и вытащил маленький сверток. Развернув, он достал из него маленькую золотую статуэтку Богини Жизни — божественной супруги Великого Лика.

— Приступим, — сказал он.

Брунил взял пустую плошку, положил туда статуэтку и сделал ножом разрез у себя на ладони, чтобы пошла кровь. После этого он, нашептывая фразы на непонятном языке (Голос спросил его однажды, что он шепчет и на каком языке, но Брунил лишь загадочно улыбнулся в ответ; безусловно, это была тайна адептов Богини Жизни), стал поливать кровью, лившейся тонкой струйкой из раны, статуэтку. Прошло некоторое время, статуэтка открыла свои золотые глаза и неярко засветилась.

— Она приняла мою кровь, — прошептал Брунил.

Было видно, что ему, несмотря на небольшую рану, очень больно. Но он стойко переносил боль, испытывая при этом неподдельную гордость, — немногие адепты 3 ранга Богини Жизни могли таким образом обращаться к своей Богине, да еще так, что она почти сразу им ответила. По сути, у него был уже 2 ранг, который следовало только утвердить на кругу высших адептов его Церкви.

— Меня всегда жуть берет, когда вижу, как твоя золотая богиня оживает, — сказал Голос.

— Она не оживает, это так через нее Богиня Жизни делится со мной своей силой. А теперь помолчи, барон, не мешай мне.

Голос недовольно поморщился, опять услышав свой титул, но ничего не сказал. Сейчас, действительно, мешать было нельзя. Он знал несколько жутких историй, когда из-за каких-то лишних действий или разговоров прерывался ритуал обращения к Богине Жизни. На выживших бедняг после этого (а никто никогда не умирал, ведь речь шла о Богине Жизни!) смотреть было просто страшно.

Брунил достал статуэтку из плошки, приблизился к юноше и, приложив к своему лбу измазанную кровью светящуюся статуэтку, другую руку возложил ему на голову. Закрыв глаза, он простоял так, молча, довольно длительное время. Голос уже устал ждать, когда это всё кончится, и от нервного напряжения у него даже стали затекать ноги. Наконец статуэтка перестала светиться и ее глаза закрылись. Брунил убрал ее от своего лба и открыл свои глаза.

— Ну как? — облегченно вздохнул Голос, поняв, что с лекарем не произошло ничего страшного.

— Он действительно ничего не помнит. В его мыслях как будто возведена стена, сквозь которую нельзя пробиться. Но это, безусловно, не полог разума. Похоже, наш приятель действительно получил тяжелую травму головы. Не уверен, правда, что от удара. Рана-то у него на затылке не глубокая. Хотя, всё может быть. Мы еще очень мало знаем о таких вещах. Адепт Высшего ранга, вероятно, и смог бы проломить эту стену, тем более я вижу в ней тончайшую трещинку. Но сквозь нее почти ничего не просачивается.