Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

Морреста изумило другое: алки не боялись. Совсем, будто были уверены, что смогут дышать даже в петле, или - что вероятнее - вот прямо сейчас прискачут алкские рыцари, и на виселицу все же отправят сколенцев. Он не сразу понял, что причина смелости - другая.

В Верхнем Сколене они бы и правда боялись - разумеется, не смерти, даже Она не способна выбить из колеи воинов почти с пеленок. Нет, их бы страшила нечистая смерть удавленника, после которой возродишься не дворянином, а тем самым смердом, об которых привыкли вытирать ноги. И придется учиться: копаться в земле, гнуть спину на помещика, отдавать ему последнее, а когда удается чуть разогнуть спину, видеть, как страшный оттого, что непонятный, рыцарь лапает грудь невесты по "праву первой ночи". От такой перспективы, по их понятиям, и правда сбледнешь с лица.

Но тут еще никто не вешал знатных. Разве что рубили головы, но это достойная знати казнь, на следующем рождении она не отразится. А крестьяне здесь вообще не решатся лишить жизни дворянина: они еще не выучились ненавидеть, как их северные соплеменники. Наверное, передадут помещику, чтобы выкуп получил. Тут, в сгнившей Империи, другая война: противника, считай, нет, зато тысячи смазливеньких крестьяночек, упитанных барашков, вина и самогона. Не война, а прогулка.

А виселица... Да не решатся бандиты эти! Так, пугают, чтобы побольше выкуп потребовать. Вот прихватят их королевские пехотинцы за мягкое место, будут знать, как с рыцаря выкуп требовать! А потом в Верхний Сколен пойдем, там, и Эвинну ихнюю попробуем... Правду ли говорят, что от нее и мертвый кончит? Надо с корешками будет попробовать - втроем сразу. Один в то самое место, второй в рот, а третий в...

Моррест прочитал их мысли, как в раскрытой книге: такое он уже видел после Гверифа и Макебал. Глубоко вдохнул и выдохнул, давя нерассуждающую ярость. Зря они думают, что тут - не Верхний Сколен. Придется отучать от этой паскудной мысли. Пусть уясняют, что и в Верхнем, и в Нижнем Сколене им может обломиться только смерть. Причем смерть позорная, мучительная, пускающая в расход их рыцарскую "честь".

- Ну что, есть, что сказать, господа насильники и паскудники? - обратился Моррест к пленным. - Может, последнее желание есть у вас.

- Слышишь, сколенец, - нагловато отозвался алк лет сорока с пышной, наполовину уже седой бородой. - Если с нами что-то случится, алки вас из-под земли достанут. Развяжите меня, рабье племя, пусть кто посмелее выйдет против меня один на один - и через минуту я увижу, какие у него кишки.

- Да они и на бабу, я видел, вчетвером лезут, - обведя взглядом столпившихся крестьян, сплюнул Моррест. Попал удачно - прямо на сапог наглецу. Моррест не думал о речи, слова подсказывала ненависть. Он не обращался к алкам: не стоит говорить с теми, кого сейчас не станет, правы древние. - Куда им один на один... с мужчиной, ублюдкам Ирлифа и свиньи? Они ведь не любят ходить по земле, все ездить повыше предпочитают, чтобы грязью не забрызгали? Вот пусть и висят высоко, чтобы все видеть, и чтобы качались, как в седле. Правда, тесно им будет, бедным. Ну, да они ведь привыкли задами толкаться у королевского трона, значит, и в петлях потолкаются.

Моррест бросил взгляд на пленных.

- Они, наверное, думали, что если у них оружие, так все можно? - поинтересовался Моррест у толпы. С трофейного коня он говорил, как с трибуны, и его слушали, как слушают только вождя, говорящего страшную, но спасительную правду. - А если кто и пожалуется королю или Императору, так тот послушает не смердов, навозных червей, а дворян? Но кое о ком они забыли. Империя существует! И у нее есть армия! И она сильна!

Моррест сознательно и нагло врал: он-то знал, что у Императора за армия. Но ему верили - и ложь на глазах превращалась в правду. У Императора действительно будет армия. И она правда сильна. Потому что каждый сколенец на этой войне - воин.

- На сколенской земле не бывать алкским господам! - совсем как Эвинна, отчеканил Моррест. Словно по команде сколенцы дружно дернули за веревки - и восемеро алков закачались в петлях. Моррест не ошибся, им и правда пришлось толкаться задами, цепляться друг в друга. В ненамыленных петлях алки бились минуты три, цеплялись друг за друга, хорошо хоть, веревки успели закрепить. Один за другим казненные замирали, и тогда по штанам расползались огромные мокрые пятна, а с башмаков капала бурая слизь. Моррест отвернулся: от виселицы мощно повеяло парашей. Моррест никогда еще не видел виселиц - ну, разве что, все в тех же фильмах про войну. Он не мог и предположить, что получится такой конфуз: да уж, смерть получилась мерзкая.

Но, с другой стороны - а кто звал алков на эту сторону реки Вараг? Так что все верно. Алкам - алчья смерть.

- Не позже сегодняшнего вечера алков хватятся, - посоветовал селянам Моррест напоследок. - И вас по головке не погладят. Мой вам совет: берите, что поценнее - и в леса. Долго это не продлится, недели через две, думаю, вернетесь. А нам пора идти. Алков еще много... Гестан, можно ли тут срезать крюк напрямую, через болота?

- Да. Но это очень трудно, даже налегке. Идем, я проведу.

Трудно... Если бы Моррест знал, насколько будет трудно, он ни за что бы не сунулся в такую крепь. Сперва еще ползли по сгнившей в труху, разъезжающейся под ногами гати, потом гать таинственно прервалась, оставив их наедине с бездонными трясинами. Пришлось переползать под проливным дождем по грязи и тине, резать руки о листья осоки, брести по горло в гнилой воде, да и ночевать по колено в грязи: холод и сырость, сырость и холод. И смотреть, как лениво лопаются огромные пузыри, рапространяя запах сероводорода - будто в огромном общественном туалете. Ни одного клочка сухой земли не было на много миль вокруг - наверное, на таких болотах выросла Эвинна. Сейчас ее помощь была бы кстати. Но нет тут Эвинны, у нее свое дело, и Моррест не обрадовался бы, поменявшись с ней местами.

Мыслей давно не осталось. Ни чувства долга, ни любви к родине - по праву рождения для всех, по собственному выбору - для Морреста. Ни даже любви к Эвинне, которая сейчас, может быть, прорывается к столице. Была тупая, на автомате, работа перетруженных, ноющих ног, частые падения лицом в стылую грязь, по временам - рывки облепленной тиной мокрой веревки. Прежде, чем отправиться через трясину, они связались пеньковым канатом в огромную живую гирлянду, чтобы, если кто провалился в трясину, остальные его вытащили. И все равно просто чудо, что никто еще не пропал. Честно говоря, Моррест и сам раз чуть не утонул в трясине. Еле вытянули.

- Долго еще? - спросил Гестана Гаррольм. В болотной сырости, от недосыпания и болотной воды рана воспалилась и разболелась еще сильнее. Командиру верхних сколенцев светила уже не участь одноглазого Ганнибала: чем дальше, тем больше Моррест беспокоился за жизнь друга.