Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

- Эй, ты, как там тебя, принеси вино, - отдал он новый приказ рабыне. Хотелось немедленно сорвать на ней злость - и почему бы нет? Найти повод не сложно, было бы желание. - Попробуй сначала, вдруг отравлено.

А верно: если он станет не нужным, но много знающим, с Амори станется устроить "сердечный приступ" или "скоротечную чахотку" с помощью ядов алхимика. Они двое, конечно, друзья, но короля старик, кстати, сколенец, не ослушается. Значит, придется сражаться не за богатство и влияние, но за саму жизнь, и допустимы все средства.

Но не все одинаково хороши. Можно подсыпать яду секретарю, можно новому летописцу - сразу по прибытии - а можно и обоим. Надежно... Зато слишком подозрительно, особенно две смерти сразу. Амори не дурак, он бросится искать, кому выгодно, вспомнит о скромном Эленбейне ван Эгинаре - и уже через час бывший летописец будет рассказывать, как решил отравить двух людей. С выломанными из суставов руками, воя от касаний рдеющего железа, зная, что не выйдет даже легко умереть.

Слишком рискованно. И свалить вину не на кого - мотив только у него.

- Господин, ваше вино, - отпив глоток, произнесла сколенка. - Как вы изволили приказать, Эленбейн-катэ...

- Прекрасно.

Озарение пришло внезапно, так неожиданно, что рука с кубком замерла. Ничего не понимающая сколенка сжалась, ожидая расправы. А ведь это она натолкнула на идею, избавив от лишних мыслей, паники и суеты, вовремя подав вино. Пожалуй, она заслужила избавления от порки на конюшне, на глазах у слуг и разного быдла. Сегодня он всыплет ей сам, один на один - да и то, если хватит времени. Сделать предстоит ой как много: вручить алхимику кошель за состав и еще кошель, побольше, за молчание; ту же операцию проделать с капитаном галеры - а он пусть плеснет зелья новому летописцу, когда тот будет в открытом море; на всякий случай договориться с придворным лекарем, чтобы тот "не заметил" искусственного происхождения болезни. Мзду они, конечно, соберут - но полностью не откажут: ведь вслед за новым хронистом Амори может выписать нового алхимика, нового лекаря - и, если уж на то пошло, нового секретаря. Это мореходов, мастеровых, и, увы, грубиянов и пьяниц военных ничем не заменишь. А придворных...

Мысль была проста, как девчонка-рабыня: если исчезновение или смерть летописца будут выглядеть подозрительно, и первым подозреваемым станет сам Эленбейн... Значит, хронист должен чин-чинарем прибыть в Алкриф, но при этом стать для Эленбейна безвредным. Лучше всего будет, если королевский секретарь привезет слюнявого идиота. В скоропостижную смерть никто не поверит, а вот в помешательство, скажем, на почве переутомления... Особенно если лекарь подтвердит "естественность" болезни, а король знает о полном невежестве Эленбейна в этой области... Но в Алкрифе и сумасшествие покажется подозрительным. А вот если оно случится задолго до прибытия, лучше бы ещё в Кетадринии...

Как это сделать? Думаем.

Лучи северного солнца скользили над водой, вызолотили облака над бездонной синью, холодное море сияло полированным серебром. Фыркая солярочным дымом, старенький прогулочный катер неспешно подвалил к причалу. Туристы стояли на пирсе, они ежились под пронизывающим ветром.

- Миш, водку взял?

Водку он взял. Конечно, подозрительную какую-то, вроде бы "Эталон", но спирт там точно не эталонный. Метил, что ли? Впрочем, закупорена как надо, налеплена этикетка, что водка прошла контроль качества. Да и в том магазине коренной питерец Олег брал ее давно, и ни разу не травился.

- Ага. Семь бутылок. И коньяка две.

- Всего-то? - спросила симпатичная девчонка Валя, прозванная "Наливалей" за привычку самой разливать спиртное и при этом не обделять себя. - На пятерых?

- Из этих пятерых три - дамы. Белая горячка нам не нужна!

- У нас два дня впереди, - успокоил Олег. - Вечером посидим, только бутылочку на утро оставим - и нормально. Что останется, завтра приговорим.

Катер скользил по спокойному морю, едва покачиваясь на волнах, нос с шипением резал пенные гребни. В палубных надстройках, тросах и канатах посвистывал не по-летнему холодный балтийский ветер. Здесь, на палубе, продувало и в осенних куртках.

- Пошли вниз, - произнесла подруга. - Наливай, Вика.

В отличие от толстой рыжей Валюшки, Вика - длинноногая блондинка с высокой грудью, полными, ярко накрашенными губами. Увы, она только подтверждала поверье насчет умственных способностей блондинок. Впрочем, девчонка Вика была не злая, а что иногда морозила явную чушь - так все мы тут не без грешка. - Выпьем... за меня!

Друзья спустились ниже. Нижняя палуба была остеклена, сюда ветер не задувал. И, конечно, было яблоку негде упасть, особенно у бара. Найти свободное место оказалось непросто. Валя-Наливаля достала первую бутылку. Расставила пластиковые стаканы и неторопливо разлила Огненную Воду.

- А закуска? - поинтересовалась Вика.

- После первой не закусываю, - храбро ответил Михаил.

- Ну, за меня... то есть за нас, - провозгласила тост Вика. - Чтобы у каждого из нас было все, что он хочет, а не было только врагов и похмелья. И за литературный успех. Кстати, там будет о чем?

- Ну, - выдохнув после первого стакана, произнес Миша. - Много о чем. Была страна. Ее растащили правящие мародеры, самого удачливого из которых звали Амори. Он прибрал к рукам несколько провинций, притом рассматривал их исключительно как объект грабежа. В итоге самая униженная провинция, Верхний Сколен, восстала. Возглавила восстание Эвинна Верхнесколенская, решившая восстановить страну. Но потерпела поражение и была казнена. Впрочем, и Амори лишился сына: тот сначала бежал от деспота-отца, потом встретился с ней и влюбился.

- Словом, брат пошел на брата, а сын на отца, - резюмировал Олег. - И бысть сеча зла... Интересно, сколько книжек примерно с таким сюжетом вышло в этом году?

- Можно же рассказать с разных точек зрения. И героиня может быть разной, и король, и остальные. И сама страна...

- Может, хотя бы не людей взять, а... ну, циклопов, там?

- Я же для людей пишу, а не для циклопов!

- А героиню не жалко? - спросила молчавшая до сих пор Валя. - Может, не надо так жестоко?

- А как? Если все будет трали-вали, не зацепит. По себе знаю. Надо, чтобы пожестче было. Подчеркнуть жестокость эпохи, а потом показать, что и в эту эпоху было можно любить, надеяться и бороться за правду. И вообще, - произнес Миша. Говорить с каждым словом становилось труднее, в голове шумело, язык еле ворочался. "Быстро как действует... Неужто паленая, или подмешано что?" - М-мне надо н-на в-воздух, - запинаясь, продолжал он. - Накурили тут... Я быстро...

- Наш скальд уже готов, - томно протянула Вика и, приподнявшись, поставила ему на щёку мерцающую розовую печать. - Хорошая выйдет книга.