Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

Тут был не робкий народ, робкие не уцелели бы на дорогах, кишащих разбойниками и разбойниками же, но в форме и с верительными грамотами - государевыми мытарями. Но лезть сейчас на вооруженного алка, от которого просто разило концентрированной ненавистью и готовностью убивать, на воина с пеленок, привыкшего, что на этой земле он хозяин, и что хочет, то и творит... Причем - ради кого? Она что, дочка вождя табора, или хотя бы уважаемого человека, которой и в мужья годится не всякий? Ах, сирота, вместе с братом проданная в рабство мачехой, дабы добыть деньги на выкуп невесты сыну? Ну и что такого? Жалко конечно, мужика, потом по-соседски поможем, но класть из-за малолетки жизни! Еще чего...

- Стой, дурак, только зря погибнешь! - прошипел в ухо Альдину Моррест. Но странное дело, с каждым мгновением в нем самом росло желание броситься на алка. "Может ли он быть гонцом, передающим (или уже передавшим и едущим обратно без спешки) приказ о боевой тревоге на заставе? И заодно разыскную ориентировку на троих изменников и чернокнижника... Или четверых чернокнижников и изменников?" Может быть, конечно, и нет, но ведь из Алкии в Верхний Сколен можно выбраться только двумя способами. После того, как "изменников" упустили в Валлермайере, логичный ход - перекрыть сухопутную границу, благо, у Алкии она невелика, и большая часть проходит по Ведьминому лесу и рекам". Еще в той жизни прочитав немало детективов, Моррест не сомневался: так и будет. У Амори голова не для красоты. Ну, а то расстояние, которое они прошли за неделю по лесам, конник по дороге покроет за день.

Солдат презрительно оскалился в сторону толпы - как волк, утащивший овцу и поглядывающий на робкого пастуха: что, мол, духу не хватает? Попробуй только, только попробуй... Пор-р-рву!

Деловито закинул девчонку поперек седла. Ага, руки уже связать успел, да и кляп во рту - из обрывков ее же юбки. Моррест ощутил, как краснеет: всего тут нагляделся, но ведь под юбкой у девчонки не было вообще ничего. Одним движением взлетел в седло такого же крупного вороного жеребца. Конь... не заржал даже, а словно взревел обезумевшим медведем, вскочил на дыбы, готовясь опустить копыта на голову первого, кто подойдет.

Толпа отшатнулась, пропуская похитителя. Почему-то Моррест не сомневался: в суд никто не пойдет, а если и пойдут... Это тебе не родной мир, изведавший радости Октябрьской революции, где хотя бы формально перед законом все равны. Тут для священников один закон, для военных и чиновников второй, для крестьян, ремесленников и торговцев третий. Свой - для слуг и рабов. В довесок к писанному праву есть право обычное - то есть традиции, суеверия, религиозные предписания, разбойничьи "понятия", никем не записанные, но еще более незыблемые, чем те, что вошли в судебники. А для таких, как эти бродяги, в силе одно право - право силы. Все, что твое, но на что позарился более сильный и решительный - на самом деле не твое, хоть ты и проплатил, и сделал. Значит... Вот именно, пусть идет на все четыре стороны, хорошо хоть, он положил глаз не на твою дочь или жену.

Всегда нужно искать позитив - что в Российской Федерации времен Путина-Медведева, что в Алкском королевстве эпохи Амори... Только искать все труднее, потому что его запас конечен и основательно подвыбран другими. Вот как нефть.

Рыцарь проехал мимо толпы - с самодовольной усмешкой, мол, что, съели? Альдин и алк встретились взглядами - и рыцарь поворотил коня в сторону путников. Моррест похолодел: если рыцарь приехал именно по их души... Но, видимо, алк все-таки не признал в оборванном юнце мятежнного бастарда из разыскной ориентировки. Воин развернул коня и поскакал в сторону границы. Воцарилась недобрая тишина, она сменилась голосами. Сперва несмелые, вскоре они зазвучали почти как прежде. Именно почти - каждый лишний раз осознал, как просто с ними сделать все, что угодно.

- Ну что, бараны, все хвосты поджали?

Голос оказался настолько неожиданным и необычным, что резал слух, совсем как стук конских подков посреди мегаполиса двадцать первого века. Или рев автомобильного движка посреди Алкрифа. Тому, кто кричал, было уже плевать, что не по чину изображать гордость и непримиримость, что алк может вернуться, что свои же его прибьют, как опасного смутьяна. Просто на его глазах увезли - на муки, смерть и позор, а для чего еще среди бела дня похищают людей - единственного близкого человека, старшую сестру.

- А ваших дочерей нагнут, вы тоже молчать будете? Гордые картиры, свободные, как ветер... Тьфу!

Кричал мальчишка, которому кулак в латной рукавице разбил все лицо. Он сплюнул, и розоватая от крови слюна повисла на листке подорожника.

- Что орешь, как свинья под ножом? - недавний хозяин девчонки словно очнулся от спячки. Может быть, только теперь до него дошло, что главный источник дохода увезен проклятым алком, а мальчишку только кормить зря. Оставалось сорвать на мелком злобу, благо, он сам дал повод. - Ножа захотел?

Хозяин попал удачно - как раз в разбитое рыцарем лицо. Брызнула кровь, паренек повалился в траву, зная крутой норов хозяина, свернулся в три погибели. И вовремя - в следующий миг в его бок смачно впечатался хозяйский башмак. Он еще успел откатиться в сторону, ухватить довольно увесистую каменюку - и бросить в ненавистное хозяйское лицо. Попал - не в лицо, конечно, а в плечо, камень не сбил хозяина с ног, а вырвал поток грязной брани. Над головой паренька сверкнуло лезвие ножа...

Моррест и сам не заметил, откуда в душе всколыхнулась такая ненависть. Вроде бы и сам только что удерживал Альдина, вроде их это не касается. В прежней жизни он бы сто раз подумал, прежде, чем без особой нужды связаться с вооруженным человеком. Но помимо сознания, на уровне инстинктов появилось четкое знание: если сейчас отступить, можно навсегда погибнуть в глазах друзей. Но и это полбеды, в конце концов всю жизнь вместе не жить. Хуже то, что он перестанет уважать сам себя. Вдобавок подумать он толком не успел. Тело само вспомнило кое-что из, казалось бы, накрепко забытого со потасовок на дискотеках.

Вышло небезупречно, там он бы наверняка словил "перышко" между ребер - но здесь хватило. Видимо, балаганщик никогда не сталкивался с достаточно решительным человеком, а если и сталкивался, предпочитал откупаться. Одним рывком покрыть разделявшие их три шага... Перехватить пухлую, непривычную к тяжелому труду руку с ножом... И безжалостно выкрутить, вынимая оружие из обмякшей кисти. Балаганщик взвыл дурным голосом, и Моррест оторопел, услышав:

- Помогите, грабят!

Когда грабил алк, никто и не дернулся, но тут, по всему видно, такие же бродяги, как сами картиры. Вдобавок их всего четверо. Может, у них даже есть, чем поживится? А остальные трое ведь могут и не вмешаться, тогда вообще придется иметь дело с одним безумцем.