Сергей Девкин - Рассказы

— Ситуация неприятная, — объяснил управляющий делами провинции юноше в приватной беседе. — Мы вынуждены подозревать слуг из числа нанятых айтов. Конечно, все они подданные Империи, и ты вправе применить к ним любое воздействие в рамках уложения «О законах и наказаниях», но будь аккуратен. Ссоры с коренными обитателями побережья нам хотелось бы избежать, даже если вор окажется из их числа.

Пристав приступил к работе с умом и старанием. Простой розыск, опрос свидетелей, проверки на воротах и ночные засады не принесли результата, и сыскарь Императора догадался, что вор не покидает пределов чиновничьего квартала. Составив список вероятных подозреваемых, тех, чьи доходы были малочисленны, а расходы непомерно велики, пристав ночью с несколькими надежными стражниками обошел их дома. К сожалению, никаких похищенных вещей или иных указаний на воровство из резиденции управляющего так и не было обнаружено, хотя неожиданно вскрылось несколько иных преступных деяний, вроде хранения контрабандных товаров или организации негосударственных игорных заведений.

Кражи продолжались, и пристав вынужден был признать свое бессилие. Но неожиданно произошло просто невероятное событие. Преступник покусился на важную святыню, посмев украсть серебряную шкатулку, в которой хранилась печать Золотого Дворца, дарованная самим Императором. К счастью, вор посмел взять лишь футляр, оставив нефритовый оттиск на прежнем месте. Однако это дало сыскарю определенную пищу для размышлений.

Следующей ночью в одном из темных кварталов встретились двое неизвестных.

— Надеюсь, вы принесли деньги? — спросил один из них, нервно озираясь.

— Надеюсь, вы принесли серебро? — переспросил другой.

— Конечно, — мелко закивал вор, доставая шкатулку из под императорской печати.

— Хорошо, что вы не решились ее переплавить, — удовлетворенно заметил пристав, снимая с головы плетеный тэнгай.

Стражники, появившиеся в переулке скрутили преступника, который оказался первым секретарем самого управляющего делами северных земель.

— Мои дочери вышли замуж этой весной, пришлось собирать приданое, влезать в долги перед купцами, — оправдывался чиновник, когда солдаты уже вели его в ближайшую кузницу, чтобы заковать в кандалы. — Просто неудачный период в жизни, да и брал я по мелочи. Украсть печать я даже и не думал, я же не предатель и не клятвопреступник!

— Я искренне вам сочувствую, — ответил молодой пристав непреклонным тоном, наблюдая за метаниями пожилого человека. — Я даже верю, что когда дела бы у вас пошли на лад, вы стали бы приносить на службу разные ценные вещи из дом

Тэккэй Бай–Мурат из племени манеритов исходил в одиночку немало длинных путей между Сианем, Ланьчжоу, и Сычуянем. За эти годы в его походной котомке ни разу не лежало порченых товаров, а в карманах всегда гремели веселым перезвоном связки серебряных монет. И, несмотря на это, ни один лихой разбойник не осмеливался заступить ему дорогу, а воры–карманники на городских рынках обходили торговца за полсотни шагов, не смея даже приблизиться.

Однажды Бай–Мурат, привычно шагая в сторону Сычуяня, решил заночевать в небольшой деревне, стоящей у дороги. По неписанному закону гостеприимства хозяин любого крова обязан был принять странствующего коробейника, предоставив еду и ночлег, если за этим торговцем не водилось дурной репутации. И наверняка не случайно выбор тэккэй пал на самый большой и зажиточный дом, хозяин которого славился своей жадностью и нелюдимым нравом.

Сидя на высоком крыльце и предаваясь вечерней трапезе, скупец издалека приметил приближающегося к дому гостя. На ужин у крестьянина были свежие лепешки с медом, и прежде чем гость смог увидеть это, крестьянин спрятал хлеб, но не успел убрать кувшин.

Обменявшись пожеланиями удачи, Бай–Мурат присел за стол, а бирюк стал жаловаться ему на то, что дела его идут в последнее время не так хорошо, как бывало при его отце, который и отстроил здесь все хозяйство.

— Даже угостить мне тебя нечем, дорогой гость, — заключил, наконец, жадный крестьянин. — Разве что только меда чуть–чуть осталось, но не будешь же ты есть лишь один мед?

— Ну почему, — усмехнулся тэккэй, — мед тоже вкусен и полезен, а твое приглашение весьма учтиво.

До заката сидели они за столом, пока Бай–Мурат не съел все, что было в кувшине, а его собеседник вынужден был поддерживать разговор, выдавливать из себя вежливые улыбки и надеяться в тайне, что у торговца от сладкого меда слипнется горло.

— Жаль покидать такое гостеприимное место, — заметил тэккэй, вставая. — Но к рассвету мне нужно быть на переправе через Анхэ, значит, придется идти всю ночь.

Скупец облегченно вздохнул, а Бай–Мурат достал из кармана связку монет и положил одну из них на стол. В глазах у крестьянина вспыхнул алчный огонек, а манерит еще раз поблагодарив его за все, двинулся по дороге на юг.

В сумерках, гонимый жадность, хозяин дома взял топор и пошел по безлюдной дороге следом за бродячим торговцем. Но как он ни пытался догнать тэккэй, у него это так и не вышло. Эта холодная ночь и волки, гулявшие по дорожным оврагам, надолго запомнились жадному поселянину. Усталый, голодный и злой крестьянин к утру с трудом добрался до гостиных домов, что сгрудились у переправы. Завернув в первую же закусочную, он отдал ту единственную серебряную монету, что дал ему Бай–Мурат, и которую сам бирюк позабыл выложить из кармана, когда выходил из дома.

— Скажи, не ты ли случайно тот человек, о котором нас предупредил тэккэй, проходивший здесь совсем недавно? — спросил крестьянина подавальщик, рассматривая его странным взглядом.

— Возможно, — удивленно ответил скупец.

— Тогда, здесь и за эти деньги тебе будет подан особый заказ.

С этими словами слуга принес несостоявшемуся грабителю и убийце простой деревянный поднос, на котором стояла пустая крынка и тарелка с горкой засохших лепешек.

На плодородных равнинах Маннай всегда строили свои богатые дома и поместья самые знатные роды Империи. Не была среди них исключением и семейная резиденция потомков полководца Нечхе, блистательного воина и сокрушителя хшминов. В ту пору главой прославленного рода был Гато Аянь, известный более всего тем, что стал первым тайпэном Нефритового престола, сумевшим пробыть на непосредственной службе всего лишь три дня.

В свободное время Гато любил выезжать со своими племянниками на конные прогулки и предаваться рассуждениям о недавних событиях в стране, о причудливых брожениях в среде монашеских учений или просто об увиденном ими вокруг. В одну из таких поездок тайпэн приметил в рисовой пойме двух работающих крестьян, чистивших протоки.