Сергей Девкин - Дзи. Чужая судьба.

Он вспомнил сожженные дома вокруг Ланьчжоу и разоренные деревни вдоль Шляха. Вспомнил лица солдат и горожан. Вспомнил Мёши, и понял, наконец — ее сомнения были вызваны тем, что она так до конца и не смогла поверить, будто бы тайпэн решил вмешаться ради спасения ее жизни, рискуя своей собственной. Он вспомнил слова Сяо Ханя на том последнем привале. Вспомнил мастера Азая и мастера Вэя. Вспомнил о Догме, и о Пути. Не о своем, а том, что ведет всех в этом мире. Вспомнил о Служении и об Империи, которой он посвящал свою Службу.

— Мне надо привести себя в порядок и отдохнуть, — как будто бы со стороны услышал Ли свой собственный голос, хриплый и усталый, но спокойный и собранный.

— Разумеется, — кивнул дзито.

— И принесите все письма на мое имя, присланные тайпэнто.

— Конечно же, тайпэн Хань. Прошу вас в дом, для меня это будет честью.

Урок мастера Су Яна.

Будущий семнадцатый Император династии Цы любил проводить время в родовом поместье своей семьи и в соседних деревнях, где появлялся под видом простого купеческого приказчика и заводил немало друзей и знакомств. Лучше всего он сошелся с кузнецом Май–май, балагуром, забиякой и любителем крепкой выпивки. Кроме того, Май–май славился как искусный боец не только развивший свои мускулы, поднимая молот, но и изучив многие техники рукопашного боя, столь популярного у простого сословия во все времена. Сила и знания Май–май делали его несравненным уличным задирой, а сам кузнец часто похвалялся, что во всей Империи не найдется равного ему.

Однажды приехав в деревню, где жил его друг, будущий Император застал Май–май за сборами в дорогу. На вопрос, что же случилось, кузнец ответил:

— В роще у поворота к старым полям поселился бродячий монах, и все в округе уже говорят о том, что он невероятно силен и быстр, и даже я не смогу справиться с ним! Я же хочу доказать обратное всем этим пустобрехам!

— Как зовут того монаха? — спросил сын Избранника Неба.

— Со, сын Хэ, — ответил Май–май.

— Я слышал немало о нем, и многое из того, что говорят, может оказаться лишь пустыми россказнями, но стоит ли таких усилий, доказывать людям твое превосходство?

— Стоит, — уверил его кузнец.

Ранним утром наследник Императора и его друг добрались до рощи у нужного поворота. Среди вековых деревьев они отыскали поляну, на которой молодой монах, раз за разом, повторял простейшее дыхательное упражнение.

— Так это ты Со?! — выступил вперед Май–май.

Монах кивнул, не прерывая своего занятия. Кузнец объяснил, кто он и зачем пришел.

— Сейчас, увидев такого тщедушного и слабого противника, я сомневаюсь, что стоило идти сюда. И все же я поколочу тебя, чтобы остальные не распускали глупых слухов.

— Прежде чем мы сразимся, — ответил Со, — докажи, что достоин сойтись со мной. Каждое утро после гимнастики я хожу к ручью, что течет у подножия рощи с другой стороны. Там я беру один из валунов и приношу его сюда, а потом разбиваю головой и повторяю свои упражнения.

В доказательство Со указал на несколько больших камней, лежащих на краю поляны и расколотых на неравные части. Гордость и уверенность в собственных силах не позволила Май–май уступить. Спустившись к ручью, кузнец ухватил самый большой валун и, покраснев от натуги, принес его в рощу. Поставив его посередине поляны, Май–май оглянулся на безмятежного монаха и ударился лбом о камень. Будущий Император не успел остановить кузнеца, и его друг упал без сознания с разбитой головой.

— Кажется, я только что победил, — безразлично заметил Со Хэ.

— Но так нельзя, — возразил сын Единого Правителя. — Ведь эти камни разбил не ты…

— Конечно не я, — не стал отрицать монах. — И ни один человек не смог бы этого сделать лишь головой или голыми руками.

— Значит, ты признаешь, что это было нечестно?

— Разумеется, обычно я не сражаюсь с теми, кто слабее меня, но твой друг сам хотел этого поединка, и я не смог ему отказать.

— Но это не было поединком! И ты не сильнее его!

— А разве истинная сила человека измеряется лишь мощью его рук или ног? — Со Хэ искоса посмотрел на своего собеседника и добавил. — Будущему Императору не пристало не знать таких простых истин. К счастью, у него есть верные подданные, что всегда с готовностью покажут ему на своих ошибках то или иное отражение правды жизни.

В доме Тонг О–шэя, дзито Ланьчжоу, Ли выделили несколько комнат на втором этаже. Несмотря на то, что здесь, как и во всем поместье градоправителя, царили простота убранства и подчеркнутый аскетизм, в интерьере все равно ощущались тонкий вкус и манерная изысканность. Можно было почти не сомневаться в том, что к внутренней обстановке помещений приложила свою руку жена хозяина.

Особенно, судя по всему, ей импонировало красное дерево, использовавшееся кроме мебели еще и в отделке стен, а также позолота и желтые шелка, задававшие основной цветовой фон. Богатству дзито не стоило удивляться. Ланьчжоу, хоть и располагался в имперском пограничье, все–таки был важнейшим торговым узлом на Шляхе, так что местные энь–гун–вэй вели отнюдь не бедственный образ жизни.

Омывшись в бане и проспав почти до вечера, Ли с некоторым волнением готовился теперь к ужину, на который, по словам О–шэя, заглянувшего проведать гостя, были приглашены все значимые лица города. Для дзи это событие должно было стать первым серьезным испытанием, настоящей проверкой на ту роль, которую он присвоил себе. И в этот раз уже нельзя будет ничего списать на усталость от долгого пути и пережитых «приключений».

На самом деле, для новоиспеченного самозванца все происходящее до сих пор было покрыто каким–то налетом нереальности, позволявшим смотреть на события немного отрешенно и как бы со стороны, ведь против того, что он делал, восставало само естество Ли. Этот обман противоречил всем жизненным правилам, усвоенным и перенятым им не только в дзи–додзё, но и намного раньше. Голос разума призывал его отказаться от всего затеянного, пока не станет слишком поздно, сознаться, молить о прощении и надеяться, что случившееся не принесет вреда кому–либо еще, кроме него самого.

Но другая часть сознания была не менее убедительна, напоминая Ли о том, из–за чего он вообще пошел на все это. К тому же, эта часть собственного «я» весьма рационально утверждала, что Ли уже достиг определенного успеха. К чему бы ни стремились карабакуру и их военные лидеры, появление тайпэна в Ланьчжоу уже шло вразрез с их планами. Кроме того, Ли вполне было по силам сыграть ту самую роль символа императорской воли и объединяющего начала для местных властей и простого народа. О том, чтобы реально встревать в дела здешних набольших дзи даже и не задумывался. Достаточно будет того, что он станет поддерживать их в принятых решениях да воодушевлять солдат и горожан своим номинальным присутствием.