Ядвига Войцеховская - По эту сторону стаи

- А дальше? - Дорин желает услышать продолжение истории.

- Ворон знает, кто убил лорда, - говорит дама.

- И кто же? - не отводя глаз, спрашивает Дорин.

- Об этом знает сокол лорда и его гончая - но они ведь никому не скажут, правда, дитя? - дама улыбается, и Дорин не в силах отвести взгляд от её лица. - Ах, если бы птицы и звери могли говорить, сколько тайн мы бы узнали...

- Если бы стены могли говорить, мы бы узнали ещё больше, - продолжает Дорин, пальцами трогая камни.

Дама смеётся. Колышется над белым лбом пепельный локон, и словно звенят капли дождя по каменной кладке, и шумит где-то там, у подножья замка, старый лес...

- Ты пока не слышала конца истории, - говорит она. - Ещё об этом знает молодая жена лорда, но ведь она тоже никому ничего не расскажет, верно, дитя?

- Жена лорда? - Дорин отрывается, наконец, от зеркала, и смотрит на ножницы для рукоделия, по-прежнему вонзённые в щель между дубовыми створками.

- Я научу тебя этой песне, - говорит дама. - Повторяй за мной.

Дорин повторяет. Что-что, а повторять она научилась, вот так, в один миг. Вчера - когда наступило вчера.

Дама смеётся и радостно хлопает в ладоши.

- Дорин, - она показывает на Дорин. - Морриган, - и показывает на себя. - Дорин, - снова на Дорин. - Морриган, - и снова на себя, словно говорит считалку.

Это такая игра...

Песня вскоре заканчивается. Слова, будто чёрные птицы, кружатся у Дорин в голове. Это не внушение, зеркала неживые и не могут делать то, на что способен милорд Уолден или хозяйка. Хотя как Дорин может утверждать там, где всё зыбко, словно предутренний туман?

- Вы ирландка? - наконец, догадывается спросить она.

- Я Макрайан, - отвечает дама в красном - и Дорин начинает понимать, что в этом мире зеркал нет стран, нет континентов, и нет границ, есть другое и это другое ей ещё предстоит постичь.

- Почему вы позвали меня? - это странно, ведь с ней никогда не заговаривало ни одно из зеркал Близзард-Холла.

- Дорин, - дама снова показывает на неё. - Морриган, - и показывает на себя.

Такая игра. Может быть, длящаяся столетиями? Скучно быть зеркалом предка, - думает Дорин, отцепляя от угла рамы серую тряпку и кидая её в угол.

- Уолли - неплохой мальчик. Особенно когда спит, - Морриган смеётся - снова звенят дождевые капли по каменной кладке - и прикладывает ладонь к стеклу.

- Почему ваше зеркало тут, а не в галерее? - Дорин протягивает руку и со своей стороны прикасается к прозрачной преграде - барьеру между временем.

- Я довела до конца то, что вчера не смогла сделать ты, - говорит Морриган.

День Дорин проводит в обнимку с тряпкой и ведром: если ей суждено хотя бы иногда находиться в этих комнатах, похожих на склепы, то она не желает делать это в компании дохлых пауков.

Ладно, чёрт возьми, она признается честно: ей проще занять руки и не думать ни о чём, нежели опять начать презирать себя. Зеркало Морриган снова занавешено покрывалом; она сказала, что так будет лучше. Зато теперь Дорин весь день напевает песню про двух воронов.

- Ну, что ж, миссис Макрайан, если я по вашей милости не отморозил себе задницу, то сегодня мы наверстаем упущенное, - говорит Макрайан вечером, критически глядя на своё одеяло - назвать это килтом у Дорин не повернулся бы язык.

Она сидит на самом краешке кровати и расчёсывает волосы, выбирая из них ошмётки старой паутины. Тяжёлая щётка с костяной ручкой нашлась в том же сундуке, где было платье. "Семь бед - один ответ", - решает Дорин, завладевая щёткой - иначе скоро она станет похожа на пугало.

- Обязательно делать это на ночь? - бурчит Макрайан.

- Делать что? - Дорин не понимает, в чём таком провинилась на сей раз.

- Расчёсываться, - Макрайан отбирает у неё щётку и идёт к камину. Она думает, что сейчас он швырнёт ту в огонь, но туда летят только вычесанные волосы.

- Волосы всегда надо сжигать - иначе запнётесь о них в темноте, да и сломаете себе шею, - поясняет он Дорин, которая сидит с открытым ртом. - Горят, - произносит Макрайан с таким выражением, будто ожидалось, что камин взорвётся или превратится в фонтан.

- Вообще-то вы бросили их в пламя, - напоминает Дорин на случай, если он забыл.

- Если горят - значит, вам не суждено утонуть, - добродушно сообщает Макрайан.

Она слушает эти умозаключения, всё ещё не привыкнув к такому обилию суеверий на квадратный дюйм.

Он начинает разоблачаться, бросая одежду, куда попало - на пол, так на пол, на кресло, так на кресло. У Дорин создаётся впечатление, что он проделывает это первый раз за несколько лет.

Кожа бледная, чёрт знает сколько времени не видавшая солнца. И, кстати, ванны. На левом плече выжженный зигзаг с поперечиной - "волчий крюк".

Наверное, больно было. Дорин поёживается. И вдруг, против своей воли, тянется пальцами к клейму: уже потом она понимает, что из пустого любопытства хочет выяснить, рельефное ли оно на ощупь.

Да. Рельефное.

Это последнее, что она успевает сообразить перед тем, как Макрайан перехватывает её кисть и сжимает с такой силой, что темнеет в глазах.

Дорин вскрикивает. Ещё чуть-чуть, и пальцы будут раздавлены, словно попали под пресс.

Она уже успела забыть, что боль - это всё, что ждёт её в дальнейшем. Одна сплошная боль. И никогда, никогда не случится больше ничего хорошего...

- Запоминайте ещё одно правило, миссис Макрайан, - тихо говорит он с такой ненавистью, что, кажется, сейчас всё вокруг воспламенится и сгорит в мгновение ока. - Никогда - слышите? - никогда. Больше. Не смейте. Напоминать. Мне. Об этом. Унижении.

- Хорошо, - она сглатывает.

- В противном случае я выжгу то же самое вам, - угрожающе добавляет Макрайан.

И вдруг что-то меняется окончательно.

Вокруг, в мире, во вселенной, или в её голове, - Дорин не знает.

Хорошо.

Она не посмеет.

Никогда.

Дни идут за днями, и, к удивлению Дорин, не происходит ничего особенно жуткого. Она запомнила правила, особенно последнее, да только Макрайан больше ни разу не снимал одежды. Так и ложился рядом с нею, словно медведь. И Дорин подозревает, что дело тут вовсе не в том, что в комнатах довольно прохладно.

Иногда она общается с Морриган, и тогда они поют песни. А потом Морриган снова остаётся за своим покрывалом одна.

Долгое время Дорин не подозревает, что Макрайан отлично знает об этом, пока в один прекрасный день он не заговаривает о Красной Даме сам.

- Поменьше бы вы свистели на пару с чёртовой старухой, - она даже не сразу догадывается, о чём идёт речь.

- Она не старуха, - Дорин становится обидно: таким манером можно записать в старухи и её.