Михаил Попов - Пророчество Золотого Перуна

— Так и есть отряд, — кивнул Трувор, принимая подачу Сергея. — Пять десятков человек. Только что им тут сиднями сидеть? Какой с этого толк? Все в дозорах, как минимум в полудне пути отсюда. Если что, сразу сюда — упреждают. Тут только гонцы ожидают. Видишь, какие все тощие?

Сергей усмехнулся. «Тощие» гонцы, каждый были покрупнее его самого. Но, если сравнивать с тем же Кряжедубом — да, помельче, в кости поуже. Оно и понятно: от гонца всегда очень много зависит. Сразу вспомнилась знаменитая историю о Рокфеллере, который благодаря своим гонцам сделал состояние на вовремя доставленном известии о победе Велингтона. Конь не автомобиль, он устает, ему нужен отдых, и чем больше груз, тем чаще нужно давать передых. И в этом случае, выгода на стороне легкого всадника.

Яросвет нехотя оторвался от захватывающего свитка, когда услышал окрик Сергея. Рассудив, что зря его звать не будут, он аккуратно свернул пергамент.

Подойдя к хмурому как туча Сергею, молодой волхв широко улыбнулся:

— Такая погода хорошая, а ты смурной. Лика опять на хвост наступила?

— Сейчас я точно кому-то на хвост наступлю! — раздался за спиной Ликин голос.

Яросвет подскочил от неожиданности, и, на всякий случай, нырнул за спину Сергея.

— Будет вам! — недовольно прервал перепалку Сергей. — Вот что мне Трувор рассказал…

Он кратко пересказал недавний разговор.

Теперь настроение испортилось и у Яросвета. Почесывая затылок, он слово в слово повторил слова Сергея:

— Не назад же теперь возвращаться. Столько прошли, кинжал достали, от Клыка столько натерпелись, и что, поджав хвост назад? Да меня Велимудр после этого и видеть не захочет. Людям в глаза стыдно смотреть будет!

Лика не сказала ничего, но по выражению ее лица, было видно, что полностью согласна с Яросветом.

— Что ж, — вздохнул Сергей. — Тогда завтра вечером отправляемся. Страшно только, аж жуть берет…

— Если страшно, зачем идешь? — негромко спросила Лика.

— Домой хочу, — честно ответил Сергей. — Да и слово дал. Давши слово — крепись, а не давши — держись!

— Золотые слова, — согласилась девушка, озвучив одобрительное мычание Яросвета. — Только ведь, если убьют, домой ты не попадешь.

Сергей помолчал, посмотрел на небо, по которому пробегали редкие барашки облаков, и вдруг сказал:

— Знаете, в своем мире мне пару раз приходилось жестко драться. Против ножей, кастетов… Думал тогда — вот оно. Настоящий бой не на жизнь, а насмерть. И гордился этим, рассказывал, хвастался что даже не зацепили… — он потупил взгляд. — А здесь, после нечисти, после Клыка, понял, какая это была ерунда. Теперь по-настоящему страшно стало. Но что странно, от этого страха только азарт просыпается… Когда первого человека убил, думал ни есть, ни спать не смогу. А когда убил тех, кто дочку кузнеца изнасиловать пытался, как перевернулось внутри что-то. Когда понял, что могу всякую мразь наказать, как второе дыхание открылось. А Кощей, это же не просто мразь. От него люди тысячами страдают. С тех пор, каждый день думаю: раз есть шанс, что от меня что-то зависит, так надо его использовать! И что убить могут — так не в пьяной драке… А ради чего-то… Ай, что я несу! — он махнул рукой. — Всю жизнь смеялся над идейными, что грудью на пулемет, и вдруг сам…

Он резко повернулся, и быстро пошел прочь.

— Вот ты и стал воином, — негромко, вслед ему сказала Лика.

— Да, — согласился Яросвет. — Так в моем свитке и сказано: богатырями становятся не когда сила дурная плечи распирает, а когда не думая о себе, других оборонить пытаются.

Сложно в степи найти дров для жаркого костра. Мелкие кустики или тлеют, обдавая удушливым дымом, или вспыхивают ярким пламенем, моментально сгорая, оставляя после себя лишь россыпь тонкой золы. Но даже их найти все труднее. За месяц кочевок туда-обратно, вдоль границы Руси, выбрали все под чистую. Уже несколько дней, приходилось отряжать несколько человек на поиски сушняка, способного гореть хотя бы несколько часов. Поэтому большое, свалившееся от старости дерево, что лежало в высокой траве преграждая отряду путь, все восприняли не иначе как дар суровых богов. Ночи в степи холодные. Не в пример жарким дням. И так хорошо сидеть ночью у жаркого костра и щуриться на яркое пламя, вместо того, что бы кутаясь в одежды, стучать зубами в ожидании рассвета.

Самое удобное место у костра отвели Отраку. Ветер дует в спину, уносит дым в сторону, не давая щипать глаза. Но дерево пересохшее, дыма мало, все жмутся к костру, ловя крохи тепла. Нечего было и думать, разделить сушнину на несколько костерков — все равно на сотню человек не хватит. Вот и менялись, недовольными окриками прогоняя засидевшихся у огня. Лишь Отрак, сидел на своем месте, задумчиво глядя на пляску оранжевых языков пламени, и пережовывая пластинку жесткой вяленой конины.

— Еды мало осталось, — негромко сказал подошедший Тилак. — Максимум дней на шесть. Что делать будем? В стойбище не сунешься, да и выгребли все для похода. Может быть отрядить десяток к лесу, что б дичи набили? Русичи не углядят за всем, лес большой.

— Можно и отрядить, — степенно, как и следует мудрому кагану, согласился Отрак. — С утра отбери десяток, а то и полтора — кто знает, сколько нам еще ждать.

— А Черный что говорит?

Отрак отмахнулся:

— Ничего не говорит. Если любопытный, сам спроси, он туда пошел, — он показал направление. Тилак бросил туда взгляд, поежился. В пяти шагах от костра, ночь непроглядым темным пологом накрывала землю. Здесь, у костра, казалось что темень там такая, что свою руку не разгледишь, даже если поднесешь пятерню к самому носу.

— Вот удовольствие с ним ночью трепаться, — буркнул Тилак, присаживаясь рядом с Отраком.

Он потянулся, взял кусок конины из раскрытого мешка, сунул в рот. Какое-то время молчал, тщательно жуя не поддающиеся острым зубам волоконца мяса.

— Жуткий он, — решился поделиться с другом Тилак. — Меня от одного его вида в дрожь кидает. Но что-то делать надо. Воины недовольны, всем славы хочется, а мы торчим тут как…

Он замялся подыскивая сравнение, ничего не придумал, сплюнул, и снова принялся жевать мясо.

Отрак молчал, вслушиваясь в негромкие разговоры воинов. Кто-то привычно жаловался на жизнь, кто-то, в который раз, рассказывал об удачном набеге, кто-то перессказывал слышаные от стариков истории о битвах богов. Обычные разговоры после долгого дня. Ни один вслух не выскажет свое недовольство каганом, побоятся. Не столько самого кагана, сколько Черного… Но чувствуется в речах напряженность. Сколько еще будут терпеть, прежде чем недовольство пересилит страх? Самое важное для кагана — чувствовать настроения. Упустишь, за гордостью и бахвальством, и заметить не успеешь, как ткнет недовольных кинжалом в спину. Сколько достойных каганов, не понимая такую малость, считая себя равными богам, отмахивались от голосов обычных воинов? И где они теперь? Ни один не основал род. Даже наследников безжалостно вырезали как овец, дабы не выросли уподобившись недостойным отцам.