Елена Никольская - Змей подколодный

— Да мой ты хороший, — сказал Лёшка. — Не вышло из тебя саламандры.

— Ёкнутый! Пацаны, он ёкнутый, что ли?..

Лёшка хлопнул его по плечу и сказал:

— Вали домой. Давай! Намазаться не забудь чем-нибудь.

И Гриб побежал — сначала задом, едва не упал, потом повернулся, наконец, и рванул со всей силы.

Когда они отделались, наконец, от Жоры, требовавшего продолжения банкета, Андрей всё же сказал:

— Зря ты так. Я бы ему хавчик начистил, да и всё…

— Не, Дрейчик… Это скучно.

— А Жорик не обжёгся?

— Чуть-чуть только.

Они подошли к подъезду, и в свете лампочки под козырьком Андрей увидел, что Лёшка бледный, такой бледный, будто мелом его измазали.

— Эй, ты чего?!

— Подожди, — сказал Лёшка и побежал в кусты. В кустах его стошнило, и Андрей кинулся следом, схватил за плечи:

— Тебе плохо, да?!

— Не видишь, что ли! — огрызнулся Лёшка, вытирая рот. — А не делай гадости… Да, Дрейчик? — Он сплюнул и присел на корточки. — Да?

— Почему, — сказал неловко Андрей. — Он же первый начал.

— Жорик теперь достанет, — сказал Лёшка. — Здорово вышло, да?

Андрей присел рядом и увидел, что Лёшка плачет.

— Ты чего?!

— Здорово, да? — сказал Лёшка. — Класс.

— Класс, — подтвердил Андрей.

— Вынеси водички, — сказал Лёшка. — Умыться надо.

Андрей побежал домой и в ванной, сунув под кран молочную бутылку, опёрся локтем на раковину, закрыл глаза, отгоняя подступивший внезапно страх — за Лёшку, наверное… Но раздумывать над этим он не стал, наполнил бутылку и понёсся вниз.

У подъезда уже никого не было. Андрей завертел головой, и тут его окликнули — сверху.

— Дрейчик, — сказал с балкона своей квартиры Лёшка. — Я тут.

— Ага, — сказал Андрей и поставил бутылку на лавочку.

— До завтра, ладно?

— Ага, давай.

И Лёшка ушёл с балкона, а Андрей ещё довольно долго сидел у подъезда, перебирая в памяти детали сегодняшнего "развлечения". Он чувствовал себя весьма неуютно: скучно там или нескучно, а всё-таки лучше было морду набить… И Лёхе бы плохо не стало…

Но ни тогда, ни раньше, ни позже он ни разу не задумался, как получались у Лёшки подобные штучки. Никто не задумывался. Привыкли, может. Наверное, просто привыкли…

Воскресная ночь, осыпавшая Андрея Карцева подарками и надеждами, с великим сыщиком повела себя в точности наоборот. Оно и понятно: сование носа в чужие дела, даже из высокогуманных соображений, — занятие скользкое и наказуемое. Особенно ежели пренебречь дельными советами и предложенной защитой.

Впрочем, советчик и защитник тоже оказался не на высоте.

Не стоит винить господина Демурова в непредусмотрительности: с его точки зрения ничего действительно дурного с великим сыщиком не могло произойти по определению. Тем более — с хитрою штучкой, прицепленной на карман рубашки. Её защитные функции были весьма специфичны: штучка служила капканом. Лучший способ защиты — нападение. Обидчик сыщика будет пойман на месте преступления в цепкие, безотказные сети. Обидчик сыщика локти себе искусает! И славно, ах, как же это славно!..

Никогда не торжествуйте победу загодя, господа, — дурная примета!

Господин Демуров, боевой маг запредельного уровня, бывший рейнджер, блестящий педагог, собаку съевший на воспитании эксклюзивных подростков, провёл воскресную ночь в интернатском холле, читая роман Бенаквисты. Попивал сухое вино, грыз сухарики и ведать не ведал, что совершенно напрасно уповает на благоразумие своего юного партнёра. И на старуху бывает проруха! Капкан господина Демурова ожидал жертву на кустике около городского стадиона.

Великий сыщик слегка завидовал кустику: кустик был как никогда раньше ограждён от неприятностей и обид — в отличие от самого сыщика. Что делать! Любой уважающий себя детектив должен ставить во главу угла не собственную безопасность, а интересы клиентов.

Но не скроем от благосклонного читателя правды: свобода действий занадобилась великому сыщику отнюдь не для расследования.

Великий сыщик полагал свою работу законченной.

Его клиенты не нуждались более в услугах детектива. Для того чтобы поставить в деле точку, требовались адвокат, прокурор и судья. А детектив, завершивший следствие, должен вызвать полицию и поставить в известность клиентов. Что же касается щекотливого положения гимназийских магов, так это, в конце концов, их личные трудности.

О полиции в данном случае и речи не шло, а вот оповестить клиентов труда не составляло. И сделать это следовало ещё два дня назад. Рассказать всё Андрею — и немедленно свернуть детективную деятельность! Не морочить голову куратору — раз! Не заниматься подслушиванием — два! Не подвергать друзей опасностям общения с незнакомой ведьмой — три!

Интересы клиентов! Честь профессии! Долг дружбы! Но, судари мои! Вспомните Шерлока Холмса, впадавшего в депрессию после раскрытия преступления. Скрипка и наркотики — что ещё остаётся гениальному мозгу, лишённому повода для игры ума? Грустно, судари мои, тяжко!..

"А не тяжко ли кусочку сыра гулять без мышеловки?" — ехидно вопрошало благоразумие. Никита не брался спорить с благоразумием, но сильно подозревал, что талисманчик — не только мышеловка, но и средство надзора. Стало быть, все разговоры будут отслежены, а по нужде — прерваны. В белкино подхвостье такую защиту! Сыщик намеревался изложить результаты своих трудов именно сегодняшней ночью. После эффектного появления, с известной долей небрежности, принять восторги, отклонить благодарности… Помимо эффекта смертельно хотелось присутствовать на частном уроке колдовства. Пусть даже в качестве наблюдателя. Когда-то ещё подвернётся!

И сыщик шагал по ночному городу, обдумывая эффекты и практически не прячась от клиентов. Клиенты не заметили бы сыщика и в двух шагах от себя — очень уж были заняты друг другом. Только миновав стадион, Андрей отвлёкся от поминутных поцелуев и озаботился дальнейшей дорогой. Заботы были вполне понятны: основного Ольгиного ориентира — вокзала — внизу не наблюдалось вовсе. Ни стеклянного купола, ни часов на нём — ничего и отдалённо подобного. Домики в окружении ухоженной южной зелени, ленивые флюгера на крышах — мирный, симпатичный городской пейзажик без следа поездов и рельсов.