Денис Витман - И мне будет тепло

— А может все-таки обойдем вдоль болот? — робко спросил Нели, но встретился с укоризненным взглядом Кивина и замолк. Понурился, тупо глядя на лопуховый лист, по которому одинокий муравей старательно тащил галетную крошку.

— Боюсь, что это просто невозможно. Мы должны быть в Тельме ровно через три дня. Иначе, человек, которому мы везем письмо, уедет. К тому же и в Слаузе нас будут ждать в срок. А здесь, насколько я представляю…

Эдвард полез за пазуху, вытащил аккуратно сложенный пергамент. Развернул.

— Эти болота тянутся на трое суток. Мы не успеем. Как видите здесь снова начинается мокрый лес, — Малейн ткнул в темное пятно, помеченное буквами «вл». — По муравьиному краю нам надо будет пробежать около семи миль. За сорок минут должны успеть.

— Можно ночью пойти. Когда муравьи спят… — предложил кто-то.

— Не дойдем, — тихо ответил Кивин. — Либо шеи в темноте свернем, либо съест нас сволочь какая-нибудь хищная. Ты вот, небось, никогда с тротом не встречался.

Услышав название грозного хищника, Нели еще больше съежился и на всякий случай пододвинул поближе лук.

— Собирайтесь, — негромко сказал Малейн. — Я видел тут небольшой остров, посреди болота. На нем и остановимся.

Болота Тайга совсем не похожи на безграничные пространства Пайлуда. Это были обычные, замшелые бочажины, глубиной по пояс, которые никто не решился бы назвать «Великими».

Мох, не менявшийся два миллиарда лет, и после Смерти остался таким, как был. Им затыкали щели в домах, использовали вместо корпии при перевязках.

На острове Эдвард наконец отыскал семейку долгожданных белых, и на ужин в котелке булькал потрясающе ароматный суп.

Переночевали спокойно. Один раз только пришлось отбиваться от обезумевшего нетопыря. Совершенно неопасная зверюга питалась подгнившими фруктами, и никто не мог понять, ради чего хрупкая летучая мышь бросилась на людей.

Нетопыря убили. Откинули изломанное тельце под ближайшую ель и снова уснули. И только по утру, увидев обезображенную муравьями, скомканную мордочку, так похожую на человеческое лицо, люди огорченно понурились. Всем стало неловко, словно при них ребенка ударили, а они заступиться не сумели.

Но вскоре выглянуло солнце, ночная прохлада сменилась жарким, радостным утром. Растворился туман, длинными прядками висевший над болотом. Верхушки сосен засияли рассветным золотом, в воздухе, свежем от росы, пахло цветами.

Быстро собравшись отряд двинулся в путь.

Через полчаса Малейн увидел вчерашний муравейник. Насекомые, казалось, и не спали. Все так же бурлил под ногами живой поток, а если приглядеться, можно было заметить целые тропинки, протоптанные рыже-черными тварями. Эдвард смахнул со щеки первого муравья и побежал рысцой. Кислый запах становился все сильнее. Между деревьев священник заметил еще один муравейник, раза в полтора выше предыдущего. Наверху лежала шапка мха, и Малейн с радостью понял, что здесь уже никто не живет.

Через несколько минут Эдварда первый раз укусили. Больно, между пальцев ноги.

— Как эта тварюга проползла сквозь обмотки… — со злостью подумал священник.

Укус жутко чесался, но останавливаться было нельзя. Насекомых под ногами становилось все больше. Малейну вдруг показалось, что слышит тихий хруст — словно погибающие муравьи скрипели, когда на них наступал тяжелый каблук.

А затем стали кусать.

Эдвард почувствовал, как вспыхнули огнем руки, зачесалась потревоженная поясница. На коже вспухали красные пузыри, но не было даже времени, чтобы лизнуть укус.

— Муравьиная кислота — это нервно-паралитический яд. — Малейн вспомнил лекции по биологии, которые читали в аббатстве. — Яд довольно сильный и в значительных дозах смертельный. Слюна, поскольку обладает щелочными свойствами, может на время нейтрализовать кислоту…

— На время… — хмыкнул священник. — Где оно, это время?

Он прибавил скорости и теперь отряд уже не трусил рысцой, а бежал со всей мочи. Мчался по сухому лесу, перескакивая через поваленные деревья и небольшие канавы. Муравейники попадались через каждые сто ярдов. Некоторые достигали четырех ярдов в высоту. Насекомых вокруг было столько, что муравейники приходилось обегать стороной. Малейн почувствовал, как от бега и кислого воздуха начала кружиться голова.

— Что они здесь едят? — раздраженно крикнул Кивин, смахивая цепких насекомых с собственной шеи.

— Нас едят… — подумал Нели, но вслух ничего не произнес.

А потом упал пер Шумил Стайго. Второй лучник в отряде. Охотясь на тетерева, Шумил немного растянул ногу, но утром, попрыгав и пробежав вокруг острова, сказал, что все в порядке. Бежал лучник быстро, но все больше спотыкался, и шипел от боли в ноге. На середине пути Стайго немного отстал.

Шумил свалился прямо на муравьиную дорогу. Обернувшийся Кивин подхватил измученного товарища, поднял. Смахнул муравьев и, поддерживая Стайго, побежал дальше. Тот ругался, но уже как-то беззлобно. Искусанное лицо распухло и покраснело. Правый глаз заплыл, не оставив даже щелочки, чтобы смотреть.

Через несколько миль Шумил упал снова. Рухнул на колени, прижав к земле тащившего его Малейна. Великан-священник выпрямился, скрипнув зубами, поднял лучника с земли. Хлестнул по щеке. Стайго качнулся, пробормотал невразумительно и вдруг потяжелел. Будто и не человек, а мешок с солью.

Эдвард схватил Шумила за грудки, затряс что есть силы. Безвольно болталась из стороны в сторону голова, тонкие губы посинели. Малейн сел, не обращая внимания на ползущих по кожаным штанам муравьев. Расстегнул лучнику куртку, прислонил ухо к груди, надеясь услышать слабый, но живой стук. Тишина.

Священник пододвинул мертвого Стайго к дереву, скинул с плеча котомку. Вытащил кремень, трут и кресало. Достал широкую полную флягу. Стараясь не вдыхать, подошел к муравейнику. Забулькал, выливаясь, спирт. Маслянистая жидкость вспыхнула от первой искры, упавшей в иголки. Малейн отступил на шаг, протянул веселому огоньку широкие, покрытые мозолями, ладони.

— Тушите, сволочи… — пробормотал Эдвард.

Затем он вернулся к дереву, смахнул набежавших муравьев и, подняв Стайго на руки, побежал дальше.

Наконец, сухой сосновый лес сменился березняком. Здесь, ближе к северу, великанские березы совсем не напоминали своих южных собратьев. Много тысяч лет назад это были чахлые низкорослые кустики, трусливо жмущиеся к земле. Самые высокие из них едва доставали человеку до пояса, и голубика, обильно росшая в этих местах, зачастую полностью скрывала березы. Кривые стволики столетних деревьев объедали вечно голодные северные олени и лемминги.

…А потом наступила Смерть. Страшные взрывы разнесли по всему миру ядовитую радиоактивную пыль, дым, поднявшийся к небу, заслонил солнце. Но холоднее не стало. Зашевелилась разбуженная человеческим гневом земля, шелохнулись материки, захрустели покрытыми горами спинами.