Николай Романов - Рассвет

«Красная шапка» все больше заполнялась жаждущим народом. К двум синегорцам подошли еще несколько их земляков, вызывающе громко, чтобы все присутствующие слышали в кабаке, приветствовали друг друга. Они крепко обнимались и похлопывали друг друга по плечам- складывалось впечатление, что они не виделись несколько долгих лет.

За их столом уже было съедено все мясо, но Кельга еще принесла деревянное блюдо с жаренной рыбной мелочью и еще два кувшина с пивом. Деревянное блюдо было принесено ею с тем умыслом, чтобы загулявшие не разбили его, они уже хорошенько набрались.

— Тидер, вот ска-а-ажи, ты меня уважаешь? — неизменно повторял Дэггат, смотря в пустую кружку, словно на ее дне хранились все ответы, на заданные во хмелю, вечные вопросы бытия и мироздания.

Сакар с Тидером тоже порядком загрузились пивом и, не обращая внимания на своего приятеля, вели беседу, обмениваясь вестями, прошедшими со времени их последней встречи.

Весельчак, почувствовав, что сейчас вот-вот лопнет от выпитого пива, вышел из «Шапки» во двор, чтобы опорожнить переполненный мочевой пузырь,

Он, покачиваясь, поливал струей стену из струганных жердин и пялился на нацарапанную углем корявую надпись:

— «Луччая девка в Красной Шапке — это чернявая Эфара!»

Тидер икнул и пьяно сказал:

— Эфара- эта та, с вислым задом. Знаю, знаю. Еще и написали с ошибкой, грамотеи!

Взяв уголек, лежавший здесь же, он нетвердой рукой исправил погрешность. У него получилось:

— «Луччая девка в Красной Шапке — это гугнявая Эфара!»

Сделав достойное дело он, возвращаясь, столкнулся в дверях «Шапки» с одним из «первых людей». Тидер и так терпеть не мог этот народ, добрую половину Совета Слуг Народа составляли «перволюды», и когда «первый», дыша чесночным духом, сказал ему, что «раввенские свиноеды», в числе прочих народностей, недостойны озарения лучами божественного Солнца, Тидер прервал его фразу о собственной низости смачным ударом кулака.

«Первый» улетел и, закончив восходящую инерцию движения своего тела, неуклюжим падением в грязную лужу, принялся громко взывать к проходящему мимо стражнику о возмездии и справедливом наказании. Видимо, у того тоже было похожее отношение к «инородцам» в Корпусе Синей Стражи, подавляющее большинство синих стражников были не коренные раввенцы, включая самого Стратега Ларгуна.

Нехотя подойдя и втихую кляня себя за то, что он не вовремя проходил рядом, «синяк» хмуро поинтересовался у них:

— Что здесь происходит? Что, вы, там ищете в луже? Уважаемый «первый» уронил мелкую монетку!? — не преминул он поддеть всем известную прижимистость «перволюдов».

— Уважаемый стражник, этот человек ударил меня, и я упал в грязь. — Сказал, отряхиваясь от грязной воды «первый», глядя на стражника выпуклыми глазами, из которых выплескивалась обида гражданина и честного налогоплательщика. В подтверждении своим словам, показывая рукой на покачивающегося Тидера, штормит, однако!

— Неужели так и было? Как говорит «первый», разве вы его ударили!? Может быть, делая нажим на последней фразе — произнес стражник — как-то нечаянно столкнулись!?

— Да-да! Нечаянно столкнулись, так и было. Все-таки, недаром у нас Синяя Стража жалование получает, все видит, все знает! — бормотал заплетавшимся языком Тидер, поддерживая мокрого и грязного «первого», как своего самого близкого друга.

— Ну, тогда — с видимым облегчением произнес стражник — заплатите штраф в пять нуммий пострадавшему за неумышленную порчу одежды и разойдемся.

Все-таки, есть и среди «синяков» нормальные люди — подумал Весельчак, с умилением глядя вслед уходящему вдоль по улице стражнику, жаль только мало их среди них?

— На, «перволюд», бери — сказал он, протягивая довольному оборотом событий, «первому», медную монету в десять нуммий.

«Первый» взял монету и начал рыться в своем кошеле, ища сдачу, чтобы вернуть раввенцу пять нуммий.

Весельчак размашистым ударом с другой руки посылает «первого» в столь знакомую для того лужу грязищи и, покачиваясь, великодушно машет тому рукой, мол сдачи не надо, оставь себе, рассчитались полностью.

В приподнятом настроении, насвистывая себе под нос песенку:

— Матушка, маменька, что я буду делать?

— если рядом «первый»!

— дать ему или не дать?

— исполняемую известной певицей Кистиной, Тидер возвратился в «Красную Шапку» и плюхнулся на скамью, взял кружку и плеснул в нее пива. Глянул по сторонам- людей в кабаке становилось все больше и свободных мест в нем, почти, не оставалось.

Среди народа стали появляться гулящие девки, на миг ему показалось, что это они снимают мужиков, но он встряхнул головой и, наваждение развеялось. Не может этого быть, это же «Красная шапочка» — символ мужественности и, брутальности! На миг появилась мысль подозвать одну девицу, чтобы уйти и позабавиться с ней, но стало жалко полуденария, может, чуть позже.

Дэггат уже отключился, уронив голову на стол и что-то бормоча себе под нос. В основном про то, что нынче пиво слабовато, нечета крепкому вымороженному пиву, привозимому из Янтарных городов.

— Совсем оборзели эти «перволюды»! Коренным раввенцам скоро места не будет в Морите, раздери их дикий кот — сказал Тидер, обращаясь к Сакару. Бывший «горняк» согласно кивнул головой и с враждой посмотрел на соседний стол. Там бурно веселилась компания синегорцев, судя по бахроме и узорам на одежде, относящиеся к «замиренным» равнинным кланам.

Тидер знал, что Сакар с Дэггатом, в составе отдельной Таксиархии горной пехоты, воевали против, так называемых, «синегорских бунтовщиков», — которые, чего у них не отнять, были хорошими воинами.

Они отменно пользовались условиями пересеченной местности и часто использовали ночные атаки, которые Раввенская Военная Ставка называла «бандитскими налетами на раввенские военные силы, по поддержанию мира в Синегорье».

В результате «бунт» вылился в полноценную кровопролитную Синегорскую войну. Она частично утихла лишь после того, как Совет Слуг Народа поставил в Наместники, назначаемый Советом Слуг Народа, одного из влиятельных вождей равнинных кланов Ков-эн-Ра.

Вождь «равнинников», собрав вокруг себя всех своих сторонников, начал вести свою войну: теперь против бывших союзников при поддержке бывших же противников.

Итогом хитрого сочетания интриг и подкупа части сил «мятежников» стало то, что Синегорский торговый тракт, бывший Южно — имперский, остался под контролем Совета Слуг Народа.

Теперь ничто не препятствовало выходу к Новораввенск, одному из двух портов Равенны, оставшихся в ее составе после развала Империи и, развивавшую морскую торговлю с другими странами.