Энгус Уэллс - Повелители Небес

Трое суток меня лихорадило (позже Урт и Клетон сказали мне об этом), друзья обмывали и кормили меня, а на протяжении всего этого времени Повелители Небес непрестанно атаковали город, нанося ему неслыханные ранее разрушения.

Когда же наконец лихорадка оставила меня, я почувствовал себя слабым, как новорожденный младенец. Думаю, что, если бы не Телек с его лекарствами и не мои друзья, я бы скорее всего умер. Но все-таки я поправлялся, лежа без сил в постели, слыша грохот сражения в небе и на улицах Дюрбрехта, не в состоянии сделать ничего, кроме как скрипеть зубами от слабости и злости. Сражение длилось еще два дня, и затем наконец наступила тишина.

Я скорбел о погибших, но более всего волновала меня судьба Рвиан.

Известия о ней я получил только на двенадцатый день. Урт, как и все, кто мог держаться на ногах из числа Измененных и людей, был очень занят, но, несмотря ни на что, сумел каким-то образом связаться с Лир. Он подошел ко мне, когда я в полном одиночестве, злой, как разгневанный Клетон, глазел в окно: там убирали развалины и пытались привести в порядок строения. День выдался солнечный, в небе не было ни облаков, ни вражеских кораблей. Урт вошел, и я повернул к нему свое лицо, которое говорило само за себя.

Слуга закрыл дверь и произнес:

— Я говорил с Лир.

Тон, которым он произнес это, и выражение его лица готовы были подтвердить мои худшие ожидания. Меня охватил тревожный озноб. Точно где-то передо мной или во мне самом разверзлась яма. Я ощутил страшную пустоту. Собравшись с силами, я произнес страшные слова:

— Она мертва?

— Нет, — покачал головой Урт. — Она жива.

— Ранена? — спросил я в своей безнадежной уверенности. — Очень тяжело? Смертельно?

Урт сделал несколько шагов в глубь комнаты и остановился передо мной. Уже по самой фигуре его я мог сказать, что новости он принес мне нехорошие. В глазах слуги я, как ни старался, не мог прочитать ничего, кроме сочувствия. Он снова отрицательно покачал головой.

— Она не пострадала, — сказал Урт. — Даже не ранена.

Во мне вспыхнула искорка надежды.

— Что же тогда?

— Уехала, — сказал Урт.

— Уехала? — переспросил я и беспомощно затряс головой. — Что ты хочешь этим сказать? Как уехала? Куда?

Он подошел ко мне вплотную, и я подумал, что сейчас он снова положит мне на плечо свою руку, стараясь утешить меня. Но вместо этого он только всплеснул руками.

— К Стражам, на острова, — ответил слуга.

— Что?

Не знаю, что я чувствовал тогда. Может быть, желание немедленно бежать в порт, чтобы остановить ее, не дать ей уехать. Я вскочил, вскрикнув от боли, пронзившей мои раны, и рухнул обратно на свой стул, жестом показывая Урту, чтобы тот продолжал.

Урт продолжал:

— Как только сражение закончилось, было решено, что Стражи должны получить подкрепление. Даже Кербрин и тот подвергся нападению, и Великий Властелин послал приказ в школу волшебников, чтобы те отправили на острова наилучших из тех, кому предстоит закончить школу в этом году. Рвиан оказалась одной из тех, на кого пал выбор.

Урт преодолел остаток разделявшего нас расстояния и положил мне на плечо руку как раз вовремя, потому что я чуть было не вскочил снова.

— Корабль отправился уже два дня тому назад, — сказал он. — Я только что узнал все это от Лир.

— Два дня, — повторил я.

Голос мой прозвучал хрипло, яма, которую я ощущал внутри себя, стала шире, превращаясь в громадную пропасть, готовую поглотить меня самого. Ничего не говоря, Урт прошел через комнату к тому месту, где у нас с Клетоном хранился бочонок с элем, и, наполнив кружку, протянул ее мне. Я машинально поднес кружку к губам и выпил. Пиво отдавало горечью, или мне было очень горько…

Урт посмотрел в окно, а затем, повернувшись ко мне, сказал:

— Она просила Лир передать вам кое-что.

— Что? — тупо переспросил я.

Он секунду-другую помедлил, точно собираясь с мыслями.

— Скажите Давиоту, что я люблю его, скажите ему, что я буду любить его всю жизнь, но я должна следовать своему долгу, я должна отправиться туда, куда предписано мне судьбой, что и ему, в свою очередь, предстоит сделать так же. Скажите, что я молюсь о его выздоровлении, скажите, что я никогда не забуду его, — произнес Урт.

Он умолк, а я спросил:

— Это все?

Он кивнул. Глаза мои были широко открыты, но я ничего не видел, потому что слезы наполняли их. Я знал, не мог не знать, что когда-нибудь пути наши разойдутся, но это ничего, ничего не значило. Легче от этого мне не становилось. Слишком, слишком скоро и неожиданно все произошло. Сердце мое наполнилось грустью.

Я проклинал свой талант, потому что даже сейчас память рисовала мне ее лицо в мельчайших деталях, и я знал, что так будет всегда. Я опорожнил кружку и молча протянул ее Урту, вновь и вновь проклиная свой талант, который не мог подарить мне хотя бы временного забвения. Даже если бы я очень захотел, я не мог бы забыть Рвиан. Образ возлюбленной навсегда останется со мной. Я слышал, как Урт произнес:

— Мне очень жаль, Давиот.

Я промолчал, я просто не мог ничего ответить.

Никогда, никогда мне не было так одиноко.

Галеас, на котором плыла Рвиан, с каждым движением весел, за которыми сидели не знавшие усталости Измененные, двигался все дальше по водной глади Треппанека, минуя на своем пути обломки гигантских кораблей и руины замков, уходя на восток, туда, где пролив встречался с водами Фенда, и дальше — к Стражам. К будущему Рвиан.

Рвиан проснулась в каюте от ужасной духоты. Воздух вокруг был таким густым, что его, казалось, можно было потрогать. Голова у девушки болела, спать больше не хотелось. В каюте почти никого не было. Чиара тоже куда-то подевалась. Во рту стоял отвратительный привкус, выплаканные накануне глаза болели. Она поднялась и вышла на палубу, чтобы подышать свежим воздухом.

Смеркалось, и она поняла, что проспала весь день. Рвиан нашла бочку с водой, утолила жажду и освежила лицо. На палубе огонь потрескивал в жаровнях. Запах угля и жарящегося мяса напомнил Рвиан, что она давно ничего толком не ела. У фальшборта стояла Чиара, и Рвиан подошла к своей подруге, надеясь, что та не станет читать ей лекцию на тему бесполезности любви.

К счастью, Чиара, которую больше в тот момент увлекало плавание, которое было для нее внове, только улыбнулась и, показав на водную гладь, раскинувшуюся по обе стороны палубы галеаса, сказала:

— Ну не чудо ли?

Рвиан впервые за все это время «вглядывалась» в то, что их окружало.

— Да, — ответила она. — Да, конечно.

Ей в отличие от Чиары, впервые оказавшейся на борту корабля, уже приходилось ходить в плавание. Светловолосая колдунья была родом из самого Кербрина, из известной купеческой семьи, отец иногда брал Чиару с собой, когда ездил в Дюрбрехт. Рвиан же провела свое детство в Хамбри, что лежит немного в глубине западного побережья Келламбека. Жители этого селения занимаются в основном сельским хозяйством и овцеводством. Когда у Рвиан обнаружился ее талант (их деревенский настоятель утверждал, что девочка, абсолютно слепая, может «видеть», как и любой другой зрячий ребенок), ее отправили в Мюрренский замок, на собеседование с придворным жрецом-ведуном. Результатом этих бесед стало подтверждение догадки деревенского настоятеля. Когда она повзрослела, то снова оказалась в Мюррене, откуда ее на повозке отправили в Невисвар, на берег Трепаннека, который она пересекла на пароме, находя свое путешествие отнюдь не приятным, и была страшно довольна, ступив ногой на твердую землю. Сейчас ей было совсем не страшно. Галеас выглядел вполне надежным.