Сергей Смирнов - Дети выживших

Он без предисловий бросил к ногам царицы эмалевого орла. Домелла сделала движение, порываясь подобрать его, но вовремя одумалась.

— Что это? — спросила она сквозь зубы.

— Это символ твоей прошлой власти. Аххумский орел.

Амнак повернулся и кивнул воину, державшему Каршу. Каршу вытолкали вперед и заставили опуститься на колени между Амнаком и Домеллой.

— Это твой раб?

— Да, — кивнула Домелла, сдерживая ярость.

— Орла нашли у него.

Амнак обернулся снова, нашел глазами Бараслана, кивнул:

— Вот он нашел.

— И что же?

Амнак качнул головой.

— Так я и знал. Дочери каана еще ни о чем не сообщили… Твоему рабу кто-то отдал орла, чтобы он передал его тебе. Теперь понятно?

Домелла молчала.

— Если бы он успел — ты встретилась бы с этим таинственным незнакомцем. И что было бы дальше? Ты знаешь? А я — нет…

Домелла молчала.

— Тогда вот что. Сейчас я велю содрать шкуру с твоего раба — можешь попрощаться с ним. И буду сдирать медленно. Пока не узнаю, что еще за хранитель объявился в моем улусе.

— Это не твой улус! — вспыхнула Домелла.

— И не твой, — ухмыльнулся Амнак. — Пока эти земли входят в улус Камды, а я — его советник и полководец.

Харрум встрепенулся:

— Прости, темник, но не в наших обычаях пытать людей в присутствии царицы…

— Закрой рот, обманщик, — злобно ответил Амнак. — Ты позвал царицу на какую-то свою божественную церемонию, а сам увез за сто миль от храма.

Голос Домеллы внезапно зазвенел:

— В чем ты обвиняешь его, раб! И в чем ты хочешь обвинить меня? Я Айгуз, дочь Богды, я вольна ехать туда, куда мне захочется!

— Ой-бой!.. — удивленно протянул Амнак и обернулся на воинов. — Слышали, вы, рабы?..

Потом резко повернулся к Айгуз.

— Дочь каана не должна вмешиваться в дела мужчин. Если дочь каана решила отправиться в путешествие, должен собраться курул и выделить ей тысячу войска и надежных провожатых. А ты сбежала из Хатуары, и здесь, в родовом гнезде аххумских царей, задумала черное предательство.

Домелла быстро шагнула вперед и дала Амнаку звонкую пощечину.

— Вай… — удивленно сказал Амнак. — Больно… Но тебе будет больней.

Он сделал знак, вперед выскочили телохранители, вставшие по бокам от Домеллы и Харрума. Потом из толпы, переваливаясь, вышел малорослый воин, похожий на кастрата. В руке у него был полукруглый тяжелый нож.

Он подплыл к Карше, схватил его за волосы и спросил у Амнака:

— С чего прикажешь начать свежевать, повелитель? Со скальпа или с промежности?..

Домелла ахнула, Харрум бросился было вперед, но обоих тотчас же схватили воины.

— С чего хочешь, — лениво ответил Амнак и двинулся к трону. Уселся, свесив ноги, не достававшие до верхней ступени. — Лишь бы он подольше не умирал и побольше мучился.

— Темник, ты ответишь за это. Ты поднял руку на мою собственность! — сказала Домелла.

— Не беспокойся, госпожа. Когда дело будет закончено, виновные найдены и наказаны, об этом пустяке никто не вспомнит. Ну, а если ты будешь настаивать, пусть Ар-Угай расплатится с тобой. Ведь я действую по закону Тамды, и по приказу Ар-Угая. Начинай, Халкат.

Кастрат кивнул, обошел Каршу вокруг, примериваясь. Потом толчком заставил его упасть навзничь. Присел. Ярко сверкнул поднятый нож…

Из-за трона шагнул человек в простой одежде бродяги. Он неуловимо быстро обхватил Амнака сзади, задрал подбородок и приставил к горлу кинжал.

Сумрачно взглянул на кастрата и сказал ему громко:

— Начнем вместе и одновременно. Ты — с промежности. Я — со скальпа… Хорошо?

— Фрисс вернулся! Фрисс! — раздались голоса в просторном дворе королевского дворца.

По зеленому склону к главному входу бежали слуги и служанки. А по дороге к воротам дворца летела кавалькада во главе с человеком в рогатом шлеме, в королевской мантии и с мечом на боку.

Это был Фрисс. Подскакав к крыльцу, он бросил поводья слуге, соскочил с седла и повернулся, уперев руки в бока.

— Всем отдыхать. Лошадей — в конюшню.

Грозно посмотрел на засуетившихся слуг и вошел во дворец.

Арисса сидела в своей каморке. Ей давно уже было разрешено покинуть каземат. Для нее отвели две маленьких комнатки на третьем этаже, с окошком, выходившим на восток. В окошко была видна припортовая часть города, тесно застроенная, скученная, с несколькими торговыми площадями, на которых торговали определенным видом товаров. Зато над крышами, вдали, были видны мачты кораблей и ослепительная полоска моря. Только королева не видела этого.

Старая Каласса сидела у ног королевы и натирала ей ноги какой-то пахучей мазью, которую прописал новый королевский лекарь.

Фрисс вошел, гремя сапогами.

— Мать! — сказал он. — Ты жива? Я боялся, что не успею застать тебя в живых.

— Я жива, сынок. Я ждала тебя.

Королева обратила к Фриссу просветлевшее лицо с заросшими глазницами.

— Подойди… Я хочу потрогать тебя…

Фрисс подошел, взял Ариссу за руку.

— Я тоже жив и здоров, мать. Не надо меня трогать. Я весь в дорожной пыли…

— Ты торопился, — кивнула Арисса. — И, наверное, очень устал…

— Еще бы! Мы промчались через два улуса. Мы неслись почти без остановок, меняя лошадей, и все равно путь занял пятеро суток.

— Ты долго был у каана. Я беспокоилась о тебе, — вздохнула Арисса. — Он бил тебя?

— Меня? — Фрисс захохотал. — Он называл меня сыном!

Он достал из футляра, спрятанного на груди, аккуратно свернутый лист с целой гроздью золотых печатей, болтавшихся на шнурках.

— Вот. Если бы ты могла видеть, ты смогла бы прочесть эту грамоту. Это ярлык на власть над Киаттой. Теперь, мать, я ее законный король!

— Я радуюсь вместе с тобой… — прошептала королева, и, не сумев дотянуться до Фрисса, заплакала.

— Да, он умен, этот новый каан. — продолжал Фрисс. Не в силах стоять от возбуждения, он прохаживался по каморке, то и дело задевая головой низкий потолок. — Он сказал, что я буду его приемным сыном, и долго не хотел меня отпускать. Показывал новый город на берегу Тобарры… Делился планами.

— Что же это за планы? — спросила чутко прислушивавшаяся к разговору Каласса.

— Планы покорения всего мира, — не без гордости сказал Фрисс.

— Они и так покорили весь мир, — покачала головой Каласса. — Скоро не останется ни одного клочка земли, где бы ни паслись их лошади…

— Ты ничуть не изменилась, старая ворчунья, — сказал Фрисс, начиная раздражаться. — У каана великие планы, и понять их может не всякий…

— Конечно. Мне, глупой служанке, не понять, зачем нужно покорять мир, заменяя спокойствие войной… А что до изменений — так старые люди уже не меняются, Фрисс.

Каласса пожевала беззубым ртом и прибавила:

— Да и молодые — тоже.