Сергей Смирнов - Дети выживших

Он уже собрался заканчивать церемонию, когда увидел рядом Тухту. Лицо его было в копоти, а рот выкрикивал что-то, силясь перекричать рев огня. Тухта показывал рукой и все что-то кричал, выкатывая глаза.

Ар-Угай в недоумении стал оглядывать стену пламени и дыма, повернулся было к Тухте — и внезапно разглядел…

Конь под ним беззвучно поднялся на дыбы, прянул в сторону, Ар-Угай изо всех сил натянул удила, пытаясь удержать коня. Но не смотреть туда он не мог.

Изо рва, охваченная огнем, вылезала черная обугленная фигура.

Она с усилием преодолела край рва, отползла, и стала подниматься. В дыму было плохо видно, и все же Ар-Угай — и все, кто был рядом, — разглядели человеческую фигуру, громадную, раздутую, черную, как кемпир из страшных сказок.

Человеку удалось встать на ноги. Это чудовище, охваченное языками пламени, быстро побежало к Ар-Угаю. Тухта взвизгнул, выхватил саблю. Телохранители попятились, выставив копья.

Ар-Угай сосредоточил все силы на том, чтобы удержать коня, поэтому страха почти не испытывал — только безмерное удивление.

Но вот силы чудовища иссякли. Оно споткнулось, упало. Язычки пламени сошли на нет, лишь струился ядовитый дым.

Ар-Угай соскочил с коня, едва не упав. Грозно обернулся на Тухту, который поспешил присоединиться к командиру.

Ветер подул сильнее, отогнав чад и вонь за ров, и теперь фигура, лежавшая на земле, была ярко освещена солнцем. Позади, от самого рва, за упавшим тянулся черный след сожженной травы.

Ар-Угай подошел ближе. Черное и страшное не подавало признаков жизни.

Ар-Угай приблизился еще на несколько шагов. Обернувшись, сделал знак воину. Тот опасливо вытянул копье. Ткнул им в черное плечо.

Ар-Угай выругался, вырвал копье, и как следует вонзил в чудовище. Наконечник с треском вошел в него, как в головешку. Темник вырвал копье. Повернулся к воину, хотел выкрикнуть гневное и грозное слово, которым приговаривал его к смерти, как вдруг услышал что-то. И обернулся.

Сожженный человек шевельнулся и поднял голову. Это было лишь смутное очертание головы. На уже подернувшемся пеплом лице появилась черная впадина рта с горящим угольем внутри.

— Пощади… — услышал Ар-Угай.

Не веря ушам, он придвинулся ближе.

— Пощади каан-бола, — повторило чудовище.

Горящая пасть его стала гаснуть. Ар-Угай стоял и смотрел. Потом снова ткнул копьем. Черная голова легко отделилась от тела, отскочила. Тухта подскочил к ней, с силой опустил ногу. Голова рассыпалась.

На обратном пути (ров еще дымился позади, и рабы начали забрасывать его землей, чтобы в конце концов насыпать большой курган) Ар-Угай тихо сказал Тухте:

— Все, кто видел это, должны исчезнуть. А если ты что-то еще и слышал — то должен исчезнуть первым.

— Я ничего не слышал, — прохрипел Тухта. — Ни единого звука, господин.

— А рев пламени?.. — Ар-Угай взглянул на него без улыбки и внезапно, хлестнув коня, стрелой понесся к городу.

У одного из сопровождавших Амнака оказался арбалет — и сейчас он глядел острием болта прямо в голову незнакомцу. Но у арбалетчика тряслись руки.

Амнак оставался спокойным — насколько может быть спокоен человек, которому к горлу приставили нож.

Пока кастрат, открыв рот, глядел на Амнака, Амнак соображал. Наконец прохрипел:

— Халкат… Отпусти его.

Кастрат с неохотой убрал нож и отошел от Карши.

— Хорошо, — сказал незнакомец. — Теперь прикажи своим воинам убраться.

Амнак исподлобья бросил взгляд в зал, буркнул:

— Убирайтесь.

Воины, пятясь, стали покидать зал.

Незнакомец обратился к Домелле:

— Царица, тебе не место здесь. Вели слугам собираться.

Амнак слегка встрепенулся:

— И куда же вы собрались?

— Скоро узнаешь, — сказал незнакомец. — Ведь ты едешь с нами.

— Глупцы, — сказал Амнак. — В городе несколько сотен всадников. Даже если вас выпустят из дворца — далеко вы не уйдете.

— Ты будешь щитом, — сказал незнакомец.

Амнак осклабился.

— Неважный из меня получится щит. А закон Тамды не велит выпускать изменников.

Домелла вопросительно взглянула на незнакомца.

— Да, это так, — сказал Карша, поднимаясь с пола. — В таких случаях убивают всех.

— Даже темника?

Карша пожал плечами.

— Темником может стать любой тысячник. А тысячником — сотник. А сотником — десятник… Закон Тамды утверждает, что сколько воинов — столько и темников.

Амнак хотел было кивнуть, но вспомнил про нож, приставленный к горлу. И все же не утерпел:

— А твой раб, Айгуз, хорошо знает наши законы. Может быть, он один из тех, кто после победы перешел к нам на службу?

— Нет, я не служил вам. Хуссарабский тысячник продал меня в рабство.

Амнак еще шире растянул губы в улыбку и беззвучно — так, чтобы не тряслась голова, — захохотал.

Незнакомец убрал нож, толкнул Амнака и он свалился с трона, упав на руки.

— Свяжи его, — приказал незнакомец Карше.

Но едва Карша сделал шаг к распростертому на полу Амнаку, тот с неожиданной ловкостью сделал подсечку и Карша упал.

В тот же момент в зал ворвались воины с обнаженными саблями.

Амнак откатился к стене и крикнул:

— Живыми! Всех взять живыми!

Спустя некоторое время Карша снова оказался в знакомом подвале. Только теперь кроме Карши в подвале оказались Харрум и таинственный незнакомец.

Далеко-далеко, за горами Гем, на самом юге Зеркальной долины, Камда, сидя в своем роскошном шатре, потер руки.

Он только что выслушал донесение от Амнака, и велел наградить гонца, принесшего радостные вести.

— Что ж, Айгуз — это хороший товар, — сказал Камда самому себе. — Будет чем торговаться с Ар-Угаем…

Сначала была мгла. Тяжелые тучи обложили небо, воздух стал сырым и тяжелым. Крисс проехал по лагерю, приказав укрепить палатки, собрать скот в загоны.

Лагерь был разбит два дня назад, и оставаться здесь надолго Крисс не собирался. Он выслал дозор на запад: по всем признакам, до побережья оставалось немного.

Но здесь царили камень и ветер. Глухие темные горы, одно из самых мрачных мест на земле — западная окраина плато Боффа, безлюдная, голая, выжженная солнцем. Здесь не росло ничего, кроме жесткой травы и редкого кустарника. А из животных встречались только змеи и тушканчики.

Если они двигались верно, то Мертвая пустыня осталась южнее, а Лагуна — севернее.

Крисс выехал из лагеря, поднялся на утес. С него открывался вид на западный склон плато — склон понижался постепенно, как будто нехотя уступая притяжению земли; скалы и камни, казалось, были разворочены чудовищами, тут и там зияли расселины, и конца склона не было видно.

А сейчас все заполняла мгла — тугая, плотная, угрожающая.