Эльдар Сафин - Кровавые сны владык

Миры стремились друг к другу, неизбежно шли к столкновению.

Если бы Бегемант нашел время и силы заняться делом всерьез, он бы смог воссоединить Осколки так, чтобы их было после этого легко уничтожить, чтобы выжило не так много разумных существ.

Но он оставил все на откуп демонам, которые работали не покладая рук, делали все возможное — многие уже отправились вперед, появляясь на куске тверди, на который готовилось нападение, и сея там панику, приготовляя приход Хаоса, великого и победоносного.

Демоз с помощниками смог направить мертвый Осколок, где они находились, в сторону мира Дегеррая. Но чтобы не промахнуться, чтобы не пройти в последний момент мимо, им пришлось сильно уменьшить скорость, и теперь столкновение будет мягким, таким, каким бы его сделал тот же маг, если бы он решил напасть на чужой мир.

Самые опытные демоны сводили с ума обитателей чужого Осколка.

Но никто не мог действовать так, как Бегемант — тонко, на чистом соблазне, чтобы человек или орк, гном или людоед сам раз за разом взывал к своему совратителю, требуя помощи и совета.

А дьявол уже и не знал, чего он хочет — Хаос атаковал его изнутри все чаще, все сильнее, пытаясь вырвать то человеческое, что проникло в суть его отпрыска, но Бегеманта было уже не исправить.

И он все чаще думал, что надо полностью отказаться от Хаоса, а затем начать собирать Осколки под своей властью. Пока это выглядело не более чем настроением, смутным желанием, которое не воплотилось в каких-то поступках.

Бегемант прикрыл глаза и легко вышел в Астрал, чтобы понять — сколько времени остается до столкновения.

Он поразился, окунувшись в буйство кипящих энергий.

Два мира, два клубка, два переплетения многомерных реальностей, какие никогда не воспримет смертный. Один — полный красок и яркий, с городами, замками и астральными духами, и второй — меньше в несколько раз, серый с черным, похожий на кусок пустой породы.

И они сближались, плыли в свете подлого божества, взявшего на себя роль солнца. Первый двигался прямо и равномерно, не отклоняясь от обычного курса, второй замедлялся. И до того момента, когда они соприкоснутся, оставалось совсем немного.

Бегемант мог взять на себя руководство, подправить траектории, сделать все это более зрелищным. Но он все чаще выбирал роль зрителя, не в силах понять, чего именно ему хочется. Он отказывался от места на сцене ради того, чтобы иметь возможность освистать актеров или восхититься их игрой.

И сейчас он был восхищен и заворожен.

Демоз сделал все правильно — насколько мог. Осколки приближались друг к другу.

Поздним вечером, когда уже стемнело, шагавший Дайрут наткнулся на заночевавших в лощинке троих бродяг. Наскоро обыскав чужака, нищие потеряли интерес к нему и даже не особо настаивали, чтобы он убрался подальше от аккуратного костерка, сложенного из сухих, не дающих дыма дров.

На следующее утро они попытались избавиться от прибившегося к ним безрукого калеки, но на этот раз Дайрут показал норов — первому из бродяг, что полез с кулаками, он дал коленом в пах, второму чуть не выбил гнилые зубы культей.

— Я пойду с вами, — заявил он.

Бродяги поворчали, но спорить не стали — привыкшие к тому, что ими все помыкают, они смирились с новым спутником.

Двое нищих, Лито и Тамура, были старыми, еще имперской закалки бродягами, знающими все тропы, постоялые дворы и лесные логова. Третий, казавшийся Дайруту смутно знакомым, прибился к ним сравнительно недавно и происходил из Вольных Городов — длинный, худой и заикающийся, отзывался на имя Агний и знал полтора десятка языков.

Шли они в сторону Жако.

Бывшая столица Империи и сейчас еще оставалась одним из самых богатых и красивых городов мира. Понятное дело, это не значило, что в ней все было хорошо, просто в других местах дела обстояли еще хуже.

— Там, в столице-то, перебили всех взрослых-то, — рассказывал Лито. — Года два назад, а может, четыре. Только наши-то, нищие-то, и остались. Ну, еще жрецов-то малость выжила, они, как крысы-то, всегда уцелеют-то. Часть кочевников-то и не ушла, еще рабов-то понагнали, а потом, откуда ни возьмись, и местные-то образовались, будто и не всех вырезали-то!

Дайрут лучше других знал об этом — город, стоящий на пересечении десятка дорог, да еще на холме и рядом с широкой рекой Гаро, не будет долго пустовать.

Старые и большие города всегда славились тем, что меняли людей под себя, это еще Айн прочитал в большой книге. Так что пройдет лет десять, пятнадцать — и уже никто не вспомнит о резне, а у всякого дома, у каждого чердака, последнего подвала и самой темной подворотни появятся свои хозяева. И ни одного клочка земли внутри старой крепостной стены, не говоря уже о Цитадели, не останется незанятым.

Путешествуя с нищими, Дайрут с удивлением обнаружил, что его ноги стали гораздо сильнее, чем раньше. Зрение тоже обострилось, равно как и нюх — теперь он мог по запаху определить, где и насколько далеко находятся люди.

Он чувствовал дым очагов и почти неуловимый аромат готовящегося в котелках варваров супа. Он чувствовал по дрожи земли, когда приближались невидимые еще всадники — и даже понимал, когда они должны проехать мимо, а когда несутся прямо к ним.

Спутники, поначалу ворчавшие и ругавшиеся на новичка, признали его таланты и без особого сожаления делились с ним пищей — впрочем, почти всегда скудной и не очень аппетитной.

— А я вот хочу на край мира добрести, хоть год идти, — признался как-то Тамура. — Говорят, там самые сисястые бабы, и мужиков у них мало, да и те с мелкими удами.

— Ближайший к нам край м-мира находится за м-морем, — занудно ответил Агний. — И это — цепь скал, не п-приспособленных для ж-жизни. На другом крае живут варвары, и их женщины сильны и сварливы. А с последней с-стороны ядовитая п-пустыня, в которой ж-живут только г-гарпии, а рядом с ними болота с л-людоящерами.

— Сволочь ты, — обиделся Тамура. — Насыплю тебе колючек ночью в постель, попомнишь ты своих людоящеров!

Агний удивленно посмотрел на приятеля.

Дайрут видел, что при необходимости сможет управлять этой троицей как захочет, и руки ему не понадобятся. Все трое были безвольными увальнями, в чем-то подлыми, в чем-то наивными, но любой из них выглядел во много раз глупее прошлых его противников.

Как это жутко ни выглядело, но он понемногу выучился жить без рук — держать разные предметы обрубками, даже спускать с их помощью штаны, когда приспичит, и делать прочие необходимые вещи.

Но кое-что продолжало терзать Дайрута: жгучая память о резне в императорском дворце, а также невозможность нормально умыться и побриться.

Еще доставали вши, перебравшиеся к нему от нищих, но на них он почти не обращал внимания. Зато на небо обращать внимание приходилось — там, где раньше полыхала алая звезда, появился крошечный диск, и он понемногу рос, и каждый день представал разным, то полным, то словно разрубленным пополам, а то крохотным серпиком.