Феликс Эльдемуров - Птичка на тонкой ветке

Вот мелодия прозвенела до половины и остановилась. Звякнуло несколько новых аккордов. И вновь исполнитель... точнее, исполнительница попыталась забраться на эту гору... И снова сбилась, и снова тренькнули обиженно струны.

- Ну!.. - простонал он. - Ну же... Ну, Боже!.. Ну, Боже, ну что она делает!

Он больше не мог терпеть эту пытку, он поднялся со ступеньки и решительно направился вверх по лестнице.

В шатре принцессы было полутемно. Обе служанки, свернувшись калачиком, мирно спали у входа. Рыцарь осторожно перешагнул через них и увидел Исидору.

Она была в том же простом белом платье, что и вчера, на пиру, что и тогда, когда-то в лесу, когда он впервые увидел её в образе человека. Подсвеченная огнём светильника, она держала в руках лютню, перед нею, на трех связанных в пирамиду посохах были развешаны листы бумаги с нотами.

Заметив его появление, она, с выражением просьбы и ожидания в глазах, посмотрела навстречу.

- Ну, кто же так, не зная, пытается разобраться в этой музыке! - укоризненно произнес он.

- Я ничего не понимаю, - призналась она, - получается, что у меня на каждой руке должно быть, по крайней мере, восемь пальцев!

- Могу ли осмелиться я рассказать вам небольшую историю о происхождении этой нотной записи?

- О да, осмельтесь же, сэр рыцарь, - позволила Исидора. - Присаживайтесь...

Он присел неподалеку, потер ладонями лицо.

- Дело в том, что как раз после того... после известных вам событий... тогда, в лесах Бургундии, когда я уже был готов разыскать, во что бы то ни стало, мою непонятную тогда Гвискарду, меня вдруг настигло письмо. Оно было от Альфонса, короля Арагона, которого я до того числил во врагах и неустанно обличал в сервентах. В том письме, леди, король Альфонс говорил о том, что он очень сожалеет, что вызвал мой невольный гнев своими необдуманными поступками, говорил о том, как он уважает мой талант, звал все-таки стать друзьями и просил, прослышав о моем таланте красноречия, по возможности помочь в переговорах с эмиром андалусийской тайфы... Вы поймете меня. Я не мог не откликнуться и, вместо того, чтобы полить слезами грудь возлюбленной своей, согласно своим же правилам был вынужден отправиться в крепость Алькасаба, в страну шелка, чтобы помогать бывшему врагу, а теперь другу, королю Арагона... Мы путешествовали несколько месяцев, и я многое узнал о том, насколько иногда бывает великодушен тот, о ком ты еще вчера помышлял так низко. Он, в знак благодарности за мои усилия, преподнес мне в подарок толедский меч, мою Исидору-Сервенту-Спаду... Не верьте, леди, слухам о том, что сэр Бертран де Борн бывал лишь мелким склочником. Мне случалось и мирить меж собою целые народы... А воротившись домой, в надежде, что именно сейчас я наконец смогу навестить возлюбленную свою Гвискарду и открыть ей свое исстрадавшееся от ожидания сердце, я застал там новое письмо, где сэр Ричард, король Английский, призывал меня присоединиться к новому Крестовому походу...

- И все-таки? В чем же секрет этой музыки? - нахмурясь, прервала его словесные размышления Исидора.

- Ах, да... У сарацин, будь то мавритане или арабы, это называется "персторяд шайтана"*, - пояснил рыцарь. - Кое-кто считает, что такую музыку способен исполнить лишь сам нечистый, помогая себе хвостом.

-----

* Термин Милорада Павича ("Хазарский словарь").

-----

- Ну, это всё, конечно, глупости, - заметила она. - Однако, в чём же здесь разгадка?

- Я записал эти странные ноты именно тогда, в Малаге, у мавров. А разгадка здесь в том, дорогая принцесса, что, как объяснил мне один сарацин, эту пьесу должны исполнять двое... Это - разговор между мужчиной и женщиной. Вы не против попробовать?

Она была не против.

Они сидели друг подле друга - так тесно-тесно, что молодой рыцарь ощущал каждую упругую выпуклость её тела.

Мешал меч. Сэр Бертран, учтиво поклонившись, привстал с ложа, отстегнул пояс и перевязь, и уложил меч справа подле себя.

"Исидора справа, Исидора слева, - подумалось ему. - Загадать желание?.."

Их руки переплелись, их пальцы, поначалу неторопливо, трогали и перебирали струны лютни...

"- Драгоценных слов...

Вам, мой идеал,

Я, как ни стараюсь, маюсь, не могу найти..."

- пропели под его правой рукою струны.

Он словно поднимался вверх по ступеням лестницы.

"- А зачем слова? Если, кроме слов,

Есть и умолчание, и поиски, и поиски, и поиски пути?"

- ответили ему пальцы сеньоры Исидоры, которая, так и быть, словно оттягивая складки платья, снизошла на несколько ступенек встречь ему.

"- Дорогой, непростой сеньор! - далее, согласно нотам, резко и отчетливо продолжила она, -

Раз затеяли вы разговор,

Дорогой, непростой сеньор,

Раз затеяли вы разговор,

Так и быть, продолжайте речь,

Чтобы в музыку речь облечь!..

Так и быть, продолжайте речь,

Чтобы в музыку речь облечь!.."

Условие стало понятным. Следуя нотной записи, он пошел, пошел, пошел объяснять ей без слов, нотами, звуками - от них кружилась голова и немели пальцы на руках: вот, дескать, бродил я и бродил, и нашел, а что нашел и что при этом потерял - я сам никак не могу толком ни объяснить, ни уразуметь...

"- Помоги мне!.."

Их пальцы, и левой и правой рук мягко ласкали струны. Сейчас не особенно громкая, странная и в тоже время глубокая, завораживающая, сопровождающая все их чувства, мелодия лилась в ночи...

И вдруг взорвалась!

"- И чего же ты хочешь, чего желаешь? - загремели басовые струны под ее пальцами. - Неужели ты думаешь, что мне так легко взять и придти к тебе? К тебе, который давал клятвы верности другой?"

И... выжидательный пропуск в нотах. В этом месте женщина ожидает ответа на заданный вопрос... Но ведь ожидает! Она желает узнать причину! Не бросает сразу!

Их пальцы заплясали вместе - и слева, на грифе лютни, и справа, на открытых струнах. Их пальцы стремились порвать эти злосчастные струны, били и терзали их аккордами, прорываясь сквозь них как сквозь решетку темницы, навстречу друг другу...

В ней взыграл кентавр:

"- Если ты и дальше будешь вспоминать про эту предавшую тебя потаскуху со стеклянными глазами - я... я не знаю, что с нею сделаю. Я вырву ей волосы и выцарапаю когтями глаза! я спляшу на ее костях! Я буду наслаждаться ее предсмертными воплями! я затопчу ее копытами в землю! я испражнюсь на это место!.."

"- Погоди, погоди, - успокаивал он, - зачем так жестоко? Знаешь, у меня странное отношение к ней, сейчас. Знаешь, я почему-то НЕ ХОЧУ убить ее..."

"- Как это?" - не поняла она.

"- Ну, она мне стала почему-то совершенно безразлична. Как не была совсем. Ни страсти, ни ненависти я к ней не испытываю. Во мне угасли чувства. Пустота в душе..."

"- И потому ты приходишь ко мне?"

"- Это другое, моя принцесса, это совсем другое. Знаешь, я очень боюсь причинить тебе боль, я почему-то очень боюсь услышать твой болезненный вскрик, когда..."