Анастасия Яковлева - От Бессмертной и слышу!

И я жадно начала накачивать магические нити силой. Казалось, что меня выворачивает, гнёт, полностью выжимает, как сочный плод. Соединив последние линии, я упала. Чрез долгожданный сон лишь услышала чьё-то презрительное цоканье... и тишина. Чёрная, колючая и тёплая.

* * *

Острая боль. Я сейчас где-то не там, не в маленькой хижине, не в снежной степи, обрам-лённой горами. Я далеко. Не нужно искать врага и предателя в каждом. Не нужно ждать нож в спину. Твоих слёз никто не увидит, твоё счастье никто не разрушит, тобой никто не посмеет управлять. Я есть сама сила, равнодушие, стойкость. Мне нельзя мешать. Я есть сама энергия...

Открыла глаза. Ещё отдалённо звучит голос из сна. Не могу понять. Ничего.

Где я нахожусь? Не знаю. В горле стоит омерзение. Возможно, я больна. Но где лекари или хотя бы кто-то? В бок жмётся что-то мягкое, тёплое. Виверн. Ему лучше, не придётся вдалбли-вать в голову, что я - хозяйка. Но за то предательство он ещё ответит. Какое предательство?

Мысли бились сумасшедшим потоком. В висках зарождалась мигрень. Нет, не время раз-лёживаться. Ночь. Самое лучшее время, чтобы войти в курс дела. Я резко встала. В глаза навязчиво лезли тёмно-рыжие, почти каштановые локоны. Выглянула в окно. Даже не побеспокоились закрыть, такой сквозняк. Судя по уже чёрному небу, но по небольшому количеству звёзд, примерно, часов одиннадцать. Может больше, но не суть важна.

При лёгком горение свечи, взглянула в зеркало. Неестественно бледная кожа, углубленные тени под глазами, запутанные, грязные, с кусками запёкшейся крови волосы. Щеку разрезает яркая царапина. Недовольно хмыкнула. Хотела уже плюнуть на это дело, как заметила, что нога. Пусть все хоть сто раз спят, но голой ходить по дому я не собираюсь. Больно надо.

Не глядя, достала из шкафа штаны и кофту. Низ оказался довольно широким, а вот верх чересчур облегающим с пышным, безвкусным воротником, подчёркивающим грудь. Наскоро расчесав волосы, закола их шпильками.

Противно хлюпая по полу босыми ногами, подошла к двери и со скрипом крутанула ручку. Темнота коридора приятно грела спину, накинула на плечи спасительное спокойствие и безразличие. В кухонной комнате горел тусклый огонь камина. За столом сидела бабушки и о чём-то отчаянно спорила с Хертом. Увлечённые, они меня не замечали. Дело шло о правильно-сти и неправильности моего решения, когда я отдавала силы на спасение "неблагодарного ненавистника всего мёртвого". Я всеми силами молилась, чтобы Татьяна не сболтнула о нашем с ней родстве, но за годы жизни и смерти она успела набраться опыту. Тут разговор начал набирать более крутые повороты.

-Да что она здесь вообще делает?!- повысила голос бабушка.- Ничего бы этого не было. Не твоего возрождения (даже так...), не её ухудшения состояния! Да она же почти мертва! А теперь может потребовать от тебя всё, что захочет! Ты это понимаешь? Глупая девчонка,- сквозь зубы.

Охотник начал что-то возражать ей, но этого я не слышала. В задумчивость ввели слова Татьяны. Что значит "почти мертва"? Я чувствую себя боле менее приемлемо. И если бы я была в таком состояние, то не смогла бы и пошевелить пальцем, так как я должна была пойти на перерождение. Но это невозможно. Чёрт, как всё запутано! Мне необходимо во всём разобраться. Для начала, хотя бы успокоиться. Я потерла виски. Тяжёлая будет ночка.

Завершив разговор на не очень оптимистичной ноте, спорщики резко встали из-за стола. Я успела скрыться в комнате как раз к тому моменту, когда бабушка вышла из кухни. Прошепта-ла какое-то проклятие и мелкими шажками прошла в свою спальню. Где будет спать охотник, я даже не подозревала. Послышался скрип двери, заставший меня врасплох. Оглянулась на звук. Прикрыв руками лицо и подняв голову, в комнату зашёл Херт. Сделал несколько шагов вперёд и завалился на кровать, противоположную моей. Так-то в комнате здесь был ещё диван. Я поймала себя на том, что не дышала. Сделав аккуратный вздох, тихонько выбралась из помещения. В голову приходила лишь одна цель: привести себя в порядок. Резко обострившимся зрением, нашла в домике комнату с бадьёй. Рядом стоял шкаф с одеждой и вёдра с водой. Наполнив бочку, окунулась с головой. Вода вокруг приобрела резкий грязно-коричневый цвет... но тут же очистилась. Это было очень приятное открытие, не хотелось как-то барахтаться в грязи. Вылезая, натёрлась ароматным маслом и закуталась в полотенце. Долго расчёсывала потемневшие от воды волосы. Чёлка сильно отросла за время пребывания в "Раю", и я о ней совсем позабыла. Не став с ней сильно заморачиваться, подстригла чуть ниже бровей с небольшим наклоном влево. Получилось длинновато, да ну и ладно. Пряди свисающие с висков кривовато подстригла по плечи. Получилось вполне мило. С одеждой дело было намного хуже. Одно безвкусное барахло. Не могу себя даже представить в гигантском сером платье, сильно смахивающем на предсмертный саван. После часа пустых поисков, я вырыла себе чёрный сарафан-солнышко с поясом чуть выше талии. Выреза почти не было, рукава пониже локтя с кружевной оборкой. Что-то вроде кукла Барби на похоронах. Обуви в этом доме упрямо не существовало, даже тапочек и тех не нашлось. Обвязала ноги лентами в тон платью, которые нашла на днище. Заплела волосы в тугую косу. Она свисала уже возле коленей. Был один факт, особенно меня удививший - в комнате я подумала, что волосы у меня потемнели из-за грязи и ночной мглы, но и при слабом свете заметно, цвет стал тёмно-бардовым. Если не вглядываться, то чёрным. Я не стала зацикливаться на такой мелочи и продолжила. Выудила из небольшого костерка для нагрева воды уголёк, аккуратно подвила глаза. На туалетном столе стояла баночка со свеклой и коричные палочки. Рядом упаковка с жемчужинами, заменяющими пудру. Оттенив губки и замаскировав царапину на лице, принялась за ногти. С детства любила это занятие. Лёг бардовый лак. Всегда интересовала, из чего они его делают? Сильно даже не пахнет.

Я наворачивала круги по ванной и тряся руками во все стороны. Зрелище показалось мне довольно забавным, и губы невольно растянулись в улыбке. Знала бы я тогда, что это возможно последний случай, когда мне дозволенно безболезненно проявить хоть грамм эмоций.

К поясу прикрепила меч. Лезвие в некоторых местах притупилось, согнулось, кое-где поцарапалось и обломалось. Узор был отчётливо виден. Вдруг в его центре ярко-кровавым светом загорелась сложная руна. Алое облачко потянулось ко мне, добравшись, отпрянуло и вновь заключилось в древних письменах. Лианы, украшающие меч взорвались мёртвенно синим огнём, поглотили иероглиф, обратив его в ледяное пламя. Скорее почувствовала, чем прочла странную надпись: "Смерть нашим душам".

Клинок вырвался у меня из рук и воспарил передо мной. Резким, мимолётным движением слился с грудью и животом. Последовала мощная ударная волна, но под напором невидимой силы я выстояла. Меч прошёл сквозь одежду, и, казалось, слился с моей кожей. Она засияла тем мёртвенно-синим светом, что и сталь. Меня затрясло, и вдруг всё закончилось так же неожи-данно, как и началось. Я села на пол. Ножны со звяком слетели, вызвав глухой грохот, разошедшийся по дому диким гулом. Было видно, как в коридоре загорелся свет, и в комнату ввалилось три человека. Хм, странно. Один высокий и совсем белый. Другой среднего роста, широкий, цвета мягкой охры. А третий совсем маленький, расплывчатый, нежно-розовый, с небольшим серебристым пятном посередине. Веки налились свинцовой тяжестью, но я упрямо не закрывала глаза. Пусть, уже не можешь терпеть, пусть уже совсем не можешь сопротивлять-ся, пусть мира уже не существует, а лишь бесконечная, чёрная мгла. И кто-то нежно поёт, напивает, успокаивает, напоминает: