Брендон Сандерсон - Обреченное королевство

Они дошли до своего моста и построились, потом повесили щиты на боковые выступы. В то мгновение, когда они подняли мост, все остальные команды дружно прокричали им ура.

— Что-то новенькое, — сказал Тефт Каладину, стоявшему слева.

— Похоже, они наконец поняли, кто мы такие, — ответил Каладин.

— И кто?

Каладин поставил мост на плечи.

— Мы их защитники. Мост, вперед!

Они пустились рысцой, направляясь к полю построения и провожаемые одобрительными криками.

Мой отец не сумасшедший, думал Адолин, наполняясь энергией и возбуждением по мере того, как оружейники надевали на него Доспехи Осколков.

Все эти дни Адолин обдумывал открытие Навани. Он ошибался, совершенно ужасно. Далинар Холин не ослабел. И не состарился. Он был прав, а Адолин ошибался. После долгих мучительных переживаний, Адолин принял решение.

Он рад , что ошибался.

Он усмехнулся и согнул палец бронированной правой руки, когда оружейники перешли налево. Он не знал, что означают видения и что они предвещают. Отец стал кем-то вроде пророка, очень обескураживающе, если подумать.

Но сейчас важно другое — Далинар Холин не сумасшедший. И пришло время верить ему. Отец Штормов, он заслужил такое право.

Оружейники закончили надевать Доспехи и отошли назад. Адолин вылетел из оружейной на свет солнца, привыкая к полученной силе и скорости и весу Доспехов. Нитер и остальные пять Кобальтовых гвардейцев поторопились за ним, один привел Чистокровного. Адолин взял поводья, но пошел пешком, давая себе время приспособиться к Доспехам.

Вскоре они вошли на поле построения. Отец, тоже в Доспехах, говорил с Телебом и Иламаром. Возвышаясь над ними, он указывал на восток. Туда, к краю Равнин, уже шли несколько рот.

Адолин, возбужденный, подошел к отцу. Приблизившись, он заметил всадника, едущего по восточному краю лагерей. Всадника в сверкающих красных Доспехах Осколков.

— Отец? — сказал Адолин, указывая на всадника. — Что он делает здесь? Разве он не должен ждать, когда мы подойдем к его лагерю?

Далинар посмотрел туда и махнул рукой конюху. К нему подвели Кавалера, отец и сын вскочили на лошадей и поскакали наперерез Садеасу, сопровождаемые Кобальтовыми гвардейцами. Неужели Садеас хочет отменить атаку? Быть может, он боится опять потерпеть поражение при атаке Башни.

Как только они сблизились, Далинар осадил Кавалера.

— Вы должны поторопиться, Садеас. Нам нужно двигаться быстро, если мы хотим оказаться на плато раньше паршенди и добыть сердце.

Кронпринц кивнул.

— Согласен, частично. Но сначала нам надо поговорить. Далинар, мы собираемся напасть на Башню! — Он казался возбужденным.

— И?

— Шторм побери! — сказал Садеас. — Вы всегда твердили мне, что нам надо найти способ заманить на плато большие силы паршенди. Башня — идеальное место. Они всегда приводят туда большие силы, и две ее стороны неприступны.

Адолин обнаружил, что кивает.

— Да, — сказал он. — Отец, он прав. Если мы сможем запереть их там и ударить со всех сторон… — Обычно паршенди убегали, когда несли большие потери. Вот почему война так затянулась.

— Это может стать поворотной точкой в войне, — сказал Садеас, его глаза сверкали. — Мои писцы считают, что у них осталось не больше двадцати-тридцати тысяч бойцов. Я уверен, что они пошлют тысяч десять — они всегда так делают. И если мы убьем их всех, то практически уничтожим саму возможность вести войну на Равнинах.

— Отец, это должно сработать, — возбужденно сказал Адолин. — Это то, чего мы ждали, — то, чего ты ждал. Способ закончить войну, нанести паршенди такой урон, что они окажутся не в состоянии сражаться!

— Нам нужны войска, Далинар, — сказал Садеас. — Много. Сколько людей вы можете выставить, самое большее?

— Быстро? — задумался Далинар. — Тысяч восемь.

— А я соберу около семи, — сказал Садеас. — Мы поведем их всех. Приведите свои восемь тысяч ко мне в лагерь, я возьму все свои мосты, и мы пойдем вместе. Скорее всего, паршенди придут первыми — Башня слишком близко к их стороне, — но, если мы поторопимся, сможем запереть их на плато. И покажем им, что такое настоящая армия алети.

— Я не хочу рисковать жизнями ваших мостовиков, Садеас, — сказал Далинар. — И не уверен, что согласен на полную совместную атаку.

— Ба, — сказал Садеас. — Я нашел новый способ использования мостовиков, не забирающий так много людей. У них практически нет потерь.

— Неужели? — спросил Далинар. — Вы имеете в виду этих мостовиков в доспехах? И что заставило вас измениться?

Садеас пожал плечами.

— Возможно, вы. Не имеет значения, надо идти. Вместе. Они приведут слишком много людей, и слишком рискованно прийти раньше, одному, и ждать вас. Я хочу прийти вместе и атаковать вместе, так близко, как мы только сможем. А если вы беспокоитесь за мостовиков, я могу напасть первым и захватить плацдарм, а вы уже пересечете, не рискуя их жизнями.

Далинар задумался.

Давай, отец, подумал Адолин. Ты давно ждал возможности ударить паршенди по-настоящему. Не упусти ее!

— Хорошо, — наконец сказал Далинар. — Адолин, пошли гонцов к Пятой, Шестой, Седьмой и Восьмой дивизиям. Подготовь людей к маршу. Закончим войну.

Спустя несколько часов Далинар стоял на небольшом каменном холме вместе с Садеасом, осматривая Башню. Они долго и тяжело шли до этого плато, самого восточного из тех, на которых сражались алети. Дальше идти было невозможно. Паршенди могли добраться сюда очень быстро и вырезать гемсердце до того, как появлялись алети. Иногда такое случалось, особенно с Башней.

Далинар поискал взглядом.

— Я вижу его, — сказал он, вытягивая руку. — Они еще не успели унести его. — Паршенди образовали кольцо вокруг куколки и били по ней. Однако панцирь еще держался — он был толстый и твердый, как камень.

— Радуйтесь, что используете мои мосты, старый друг. — Садеас прикрыл глаза рукой в боевой рукавице. — Эти пропасти слишком широкие. Даже в Доспехах Осколков их не так-то просто перепрыгнуть.

Далинар кивнул. Башня была чудовищно огромной; даже карта не отдавала ей должного. В отличие от других плато она не была ровной — скорее напоминала огромный клин, понижавшийся на западе и заканчивавшийся отвесным обрывом в штормнаправлении. Она была такой крутой — а пропасти настолько широкими, — что подойти к ней с востока или юга было невозможно. Атаковать ее можно было только с трех соседних плато, шедших вдоль ее северного и западного краев.