Эрик де Би - Темноты

«Стража продолжает оставлять без внимания угрозу», — продолжала писать Атлас. — «Хондил никак не комментирует ситуацию».

И в царившей в комнате тишине, когда Арэйзры никто не мог услышать, её нервы не выдержали.

— Наверное, могла и спросить, леди Срезз! — крикнула девушка. — Ох, я бы тебе так прокомментировала, а затем бы оторвала голову, неугомонная шалава !

Она запустила «Менестрелем» через всю комнату.

Стало немного лучше.

Затем Арэйзра постаралась как-то отстраниться от обуревавшего девушку гнева.

Бездна затми её взор и вырви поганый язык, но эта «Атлас» была кое в чём права: в Гвардии нет места крикливым истеричкам, особенно в таком высоком звании, как валабрар.

Вся история — да и вообще ситуация — была довольно паршивой. Если ей выскажут и накажут за то, что Арэйзра бросила патрулирование, поставила под удар собственных людей, а помощница из-за неё угодила на лечение в храм Торма, — это, по крайней мере, Рэйз могла вынести с толикой достоинства. Осуждающие взоры остальной Стражи и Гвардии, разочарованный взгляд коммандера Джерти — вот что было гораздо хуже.

И в каком из Кругов Ада затерялся Кален? Он не явился на службу этим утром, а ведь девушке так хотелось уткнуться ему в плечо и…

Арэйзра ткнулась лицом в руки. Она не расплачется — она не могла. Слёзы для слабовольных женщин, а она должна быть сильной — для Таланны, если больше не для кого.

Не думай о Таланне, балансирующей на грани между жизнью и смертью в руках жрецов.

Вместо этого Арэйзра перевела взгляд на меч, лежавший на столе. Серебристое произведение искусства отвлекло её.

Добротный полуторный меч отличного качества, но обманчиво лёгкий и острый. Волшебный — Арэйзра помнила, каким яростным светом клинок горел в руках Тенеубийцы: свечение осталось даже после того, как воин ушёл. И сейчас, когда он просто лежал на столе, меч источал силу, которую можно было почувствовать при прикосновении. Но силу сбалансированную .

Меч не был ни добрым, ни злым, подумала Арэйзра, но хозяин мог использовать его с обеими целями.

Арэйзра присмотрелась к знаку, украшавшему чёрную рукоять: поднятая перчатка с нарисованным на её открытой ладони оком. Сперва девушка подумала, что это была перчатка Торма, но проведя в комнате записей некоторое время, она убедилась в обратном: это был символ давно мёртвой церкви Хельма, Бога Стражей.

Этот бог — по природе не добрый и не злой — погиб вместе с прошлым миром, подобно многим другим по всему Фаэруну. Как-то Арэйзра читала историю о его смерти от рук тогдашнего бога справедливости, Тира, который также погиб в прошлом столетии. Подобное едва ли могло иметь для неё смысл: зачем этим двум богам развязывать войну? И почему их обоих не стало?

Этот меч был тайной, реликвией древнего прошлого. Знак — в частности, глаз — словно криво разглядывал её, довольный собственными секретами.

Арэйзра подумала о перчатках на собственном нагруднике — пять, символ валабрара. Здесь же одна, символ доверенного . Но, заметила девушка, перчаток было две — по одной с каждой стороны рукояти — и, таким образом, это одновременно и символ бдительного . А Хельма прозвали Бдительным.

Арэйзра подумала о Калене, носящем две перчатки. Что-то такое было с кольцом у него на руке…

Но это попросту смешно — беря во внимание постоянно ухудшающуюся болезнь, Кален едва ли мог быстро ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать. Да, он тренировался, насколько девушка знала, чтобы поддерживать тело в отменной форме, борясь таким образом с болезнью, но, конечно же, он был не в состоянии перегнать Таланну Тэнфезэр.

Из собственных мыслей женщину вывел громкий стук в дверь. Арэйзра потёрла щёки и с ужасом заметила, что всё-таки прослезилась.

— Войдите, — сказала она.

Дверь открылась, и в комнату грациозно вошёл Борс Джерти с серьёзным лицом. Поднявшись, Арэйзра почувствовала, как по спине пробежал холодок ужаса, а в горле появилась горечь.

— Таланна, — спросила Арэйзра. — Как…как она?

Борс сузил взгляд.

— Что ж, Рэйз… Я не знаю, как это тебе сказать…

Слёзы наполнили глаза Арэйзры, а губа задрожала.

— Она… — прошептал Борс, — будет в полном порядке.

Сердце девушки замерло на мгновение.

— Стоп…что?

— Лечение прошло хорошо, и она будет в порядке, — произнёс коммандер. — Немного рассержена, конечно, но в основном, она…ох! — Арэйзра залепила ему пощёчину. — Хех. Кажется, я это заслужил.

Арэйзра отвесила ему ещё одну пощёчину.

— Спали тебя боги! Зачем так говорить?

Борс мягко улыбнулся.

— Всё хорошо, Рэйз.

— Ты просто чудовищный болван! — девушка замахнулась ещё для одной пощёчины. — Поглоти тебя Бездна!

Борс поймал её за запястье, притянул к себе и обнял.

— Всё хорошо, — прошептал он.

Пребывая в ступоре, девушка обняла его в ответ и положила голову на грудь. Слёзы — радости и, вместе с тем, и злости — она скрывать не стала.

— Если ты когда-нибудь захочешь поговорить, девочка, — сказал Джерти. — Я рядом.

— Просто…давай постоим так ещё немного, — она посмотрела на него. — И не думай, что это что-нибудь значить. Со всем уважением, Вы, сэр, козёл, и никогда не увидите меня обнажённой.

Борс вздохнул.

— Как жаль.

И обнял её ещё сильнее.

Кален проснулся с ужасной головной болью, которая бывает только у тех, кто сумел урвать лишь несколько мгновений для отдыха вместо полноценного сна. Такое ощущение, что он не ложился вовсе. Нос был заложен, Кален закашлялся и чихнул.

Хуже всего, оцепенение овладело всем телом. Он позволил себе один испуганный вдох прежде, чем попытаться пошевелить бесчувственными руками. И всё же руки его послушались — Кален дотронулся до собственного лица.

— Хвала богам, — прошептал гвардеец.

В его комнате была Целлика с бурдюком воды в руках. Полурослица выглядела немного разочарованно — она убрала воду за спину.

— Ну вот! — произнесла Целлика. — Вовремя.

Кален застонал.

— Вставайте, сэр Лентяй, и съешьте хоть что-нибудь. Наша гостья с аппетитом уплетала жаркое всё утро, и если ты не поторопишься, от него ничего не останется, — Кален кое-как заставил себя сесть. Целлика взглянула ниже, а потом вновь, без тени смущения, в его глаза. — И надень их на себя, — полурослица указала на скомканные чёрные лосины, валяющиеся возле его кровати.

Кален осознал, что на нём ничего нет — перед сном он ничего, естественно, одевать не стал.

— Попытайся быть лапочкой перед нашей гостьей.