Дмитрий Данилов - Гэбрил Сухарь

— Шавки, чего с них возьмёшь?! Глядите у меня! Ух! — Майк замахнулся рукой и все невольно попятились задом, как раки.

— Спасибо, — от всей души поблагодарил я, поднимаясь с пола, — Ты появился как нельзя вовремя.

— Вижу. Извини, что раньше не вмешался — спал, пятый сон досматривал. Тут крики послышались, решил проверить. Гляжу — из тебя студень делают. Дай, думаю, помогу хорошему человеку, — бросая короткие рубленые фразы, произнёс Майк.

— То-то я тебя не заметил, — произнёс я, утирая кровь с лица. — Мне бы с Молотильней поговорить? Полицейские, перед тем как в камеру засунуть, сказали, что он здесь всех в страхе держит.

— А ты что, не догадался? — удивился Майк и с гордостью произнёс:

— Молотильня — это же я!

— Ты?!! — не поверил я своим ушам.

— Ну да, — заулыбался Майк, — Молотильня — это моё прозвище, старое. Я ж кузнецом когда-то работал, удар у меня знатный, вот и прозвали Молотильней. Меня тут каждая собака знает: выйду на свободу, гульну и опять за решётку.

— А за что тебя на этот раз посадили?

— Да так, пустяки, — замялся Майк. — Повздорил тут с одним мужичонкой, он меня надуть хотел. Нанял на станке печатном работать, листовки агитационные штамповать (скоро же выборы), обещал платить по серебряку в неделю, а как пришло время рассчитываться — заюлил. «Больше десяти медных рилли дать не могу», — говорит. Ну, я и отсчитал ему десять тумаков за каждую медяшку, — засмеялся Майк. — Он полицию позвал. Пришёл наряд, трое. Я и им накатил. Тогда они вызвали подкрепление, скрутили меня и в участок определили. Вот, жду суда. В прошлый раз полгода впаяли, сейчас должны побольше дать. А ты как сюда угодил?

— За убийство, — вздохнул я.

— Что, на самом деле кого-то кончил? — недоверчиво спросил Майк.

— Да нет. Просто лейтенанту Морсу вздумалось повесить на меня мокруху, вот он из кожи и лезет.

— Морс-то, — протянул Майк. — Этот может. Та ещё крыса, — Он сплюнул на пол, демонстрируя презрительное отношение к полицейскому. — Придумал, как выкрутиться?

— Увы, — я пожал плечами. — Все улики указывают на меня.

— Не переживай, — решил приободрить Молотильня. — Не ты первый будешь, не ты последний. Давай, отметим? — предложил он.

— Как отметим? — не понял я.

— По-человечески, — коротко бросил Молотильня и подошёл к железной двери камеры.

Пудовые кулаки застучали по двери, имитируя барабанный бой. Раздавшийся грохот разбудил бы и мёртвого. Форточка на уровне груди приоткрылась, показались насупленные глаза и толстый мясистый нос недовольного тюремщика.

— Чего шумишь? — рявкнул он. — В карцер захотел?

— Это ты, Гонза? — вместо ответа спросил Майк.

— Ну, я!

— Сгоняй за самогонкой. Принеси нам пару бутылей.

— Ты что, сдурел? — возмутился тюремщик. — Я те сгоняю!

— Да ладно, — снисходительно протянул Майк. — Тут все свои. Жена потом тебе деньги отдаст, ты ж меня знаешь.

— Да не пойду я, — стал отпираться тюремщик. — Если Морс сведает, он из меня котлету сделает.

— Морс далеко, а я рядом, — угрожающе свёл брови Майк. — Хочешь, мои ребятки, — он кивнул в нашу сторону, — тут тебе такой переполох устроят, что весь ваш участок на ушах стоять будет?

Тюремщик что-то буркнул и захлопнул форточку. Довольный Майк предложил мне присесть на нары, а сам устроился на соседние.

— Сейчас Гонза нам всё нарисует в лучшем виде, — радостно потирая ладоши, сказал он.

Дверь приоткрылась. Тюремщик осторожно поставил на порог две мутноватых бутылки с самогоном и тут же с прытью зайца заскочил обратно. Послышался шум запираемого замка.

Майк взял бутылки в руки и вытащил зубами пробки.

— Подходите по одному, — скомандовал он сокамерникам. — С посудой.

Уголовники потянулись вереницей, каждый держал медную кружку с большой ручкой. Когда очередь дошла до заросшего, Майк убрал бутылку в сторону и сквозь зубы процедил:

— А ты, Буравчик, перебьёшься.

— За что Молотильня? — жалобно заныл тот.

— За дело, — объяснил Майк. — В следующий раз не будешь втихаря за моей спиной пакостить. Понял?

— Понял, — вздохнул Буравчик и поплёлся на место. С Молотильней спорить было опасно.

После того, как Майк распределил выпивку среди остальных сокамерников, у него осталась ещё добрая половина бутылки. Он допил её прямо из горлышка и, удовлетворённо крякнув, сказал:

— Эх, хорошо! Жаль, кудесник так наворожил, что я теперь больше половины бутыля за раз выпить не могу. Веришь — душа не принимает!

Я осушил кружку и почти сразу с непривычки закашлялся. Самогон оказался крепким, нёбо и язык зажгло. Потом по телу пробежало приятное тепло, в голове зашумело. Я закрыл глаза и почти сразу провалился в глубокий сон.

— Эй, вставай! — тихий шепот, прозвучавший над самым ухом, заставил оторвать голову от подушки. Рядом колыхалась в лунных лучах бесплотная фигура призрака.

— Барон, это опять ты, — с досадой произнёс я, а затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что все живые в камере, кроме меня, спят, проворчал:

— Даже в тюрьме от тебя не укроешься!

— Тюремные стены не могут стать преградой тому, чей дух неупокоен, — витиевато произнёс призрак. — Есть важная информация. Тебе стоит её узнать.

— Говори быстрее, спать хочется.

— Буквально полчаса назад Никавери призналась, что обратиться к мадам Жозефине ей посоветовал мой племянник Герхард. Идея с приворотным зельем тоже принадлежала ему.

— Хм. Фактически он свёл Никавери с убийцей. Интересно, знал ли он о яде?

— Я не знаю, — с грустью произнёс барон. — Оказывается девушка одновременно крутила роман и со мной, и с Герхардом. Она долго не хотела в этом признаваться, жалела меня и не хотела огорчать, но потом не выдержала.

— Мило. Почему Герхард уступил вам Никавери и даже подговорил её воспользоваться приворотным зельем?

— Никавери говорит, что он проявил настоящие рыцарские чувства.

— Времена рыцарей канули в лету. Я давно уже не верю в благородные порывы, особенно в сердечных делах, — буркнул я. — Допустим, племянник задумал вас отравить руками ничего не подозревающей Никавери. Что он выиграл в этом случае?

— Ничего, — задумчиво пояснил барон. — Всё имущество я завещал жене. Других наследников у меня нет.

На память пришёл разговор, случайным свидетелем которого я стал во время первого визита в дом баронессы.

— Я слышал, что ему отошла ваша наследственная должность. Помощник Казначея или что-то в этом духе.

— Да, ну, — махнул рукой призрак. — На самом деле это практически никому не нужная должность, дань традициям, своего рода награда за особые заслуги перед короной. Ещё до эльфийской войны мои предки отличились, и король решил облагодетельствовать наш род, даровав нам наследственную должность помощника Казначея.