Дмитрий Таланов - Школяр

— Нечего плодить бездельников, — кивнув, отрывисто бросил г-н Хозек. — Когда-то здесь еще жили учителя моих бездарных детей, но я их выгнал, когда открылась Алекса.

Он остро глянул на Филя и спросил:

— У меня в архиве в последнее время постоянно ошивался некий Астон Доноло. Это он утащил чертежи в Старый Свет?

— Он самый, — подтвердил Филь.

— Ну, так он идиот, — заявил г-н Хозек. — На такой должности надо быть полным идиотом, чтобы ничего не достичь к тридцати годам, а ему, помнится, как раз столько. Он только и делал, что искал, как поудачней жениться. Теперь он без гроша за душой и меченая шельма.

— Никакой он не шельма, — лениво возразила Анна, — а весьма романтичный на вид мужчина. Весь такой кудрявенький и глаза с поволокой… очень привлекательный!

— Я помню его, — сказала Мета, — он тоже оставил у меня… э-э… похожее впечатление.

Г-н Хозек бросил на них взгляд, словно проверял, говорят ли они всерьез. Но лица обеих дочерей были непроницаемы, и он воскликнул растерянно:

— Милые мои, чему я вас учил? Бедный мужчина романтичен только до 25 лет, потом он просто беден!

Филь развесил уши: это было очень интересно слушать.

— Каким и ты был, папа, когда женился на нашей маме, — тихо, но твердо проговорила Мета. — У тебя не было ничего, кроме этого дома.

— Да, но я никогда не был романтиком! — уязвленно воскликнул г-н Хозек. — У меня всё было рассчитано, я уже подбирался к землям Фэйрмона, почему не жениться?

— То есть ты сухарь, помешанный на деньгах, — резюмировала Мета.

Г-н Хозек, судя по виду, принялся это всерьез обдумывать.

— Наверное, да, — сказал он после продолжительного молчания. — Я всегда ставил капитал впереди чувств.

— И совсем-совсем не помнишь то время, когда влюбился в маму? — спросила Мета.

— Нет, не помню, — ответственно заявил г-н Хозек. — Помню только, что в один день я проснулся, и у меня на руках оказалась куча детей. Куча жадных, прожорливых, неблагодарных детей!

Он, конечно, шутил, судя по тому, как рассмеялся Ян и разулыбались остальные. А г-н Хозек вдруг подмигнул Филю и засмеялся вместе со всеми.

После обеда двое из «прожорливых детей» повели гостя осматривать поместье. Анна нехотя присоединилась к ним. Она жаловалась, что в это лето ощущает себя загнанной лошадью. Филь усмехнулся, подумав, что бы она сказала, узнав о хитрой планировке Алексы, вынуждающей учеников носиться сломя голову. Скорее всего, она бы устроила бунт, и Филь решил держать язык за зубами.

В Меноне оказалось много всего, вплоть до поля для игры в Юку. Обрадованный этим Филь предложил сразиться вечером двое-на-двое, и Анна не возражала. Ян предложил утром искупаться в реке, и с ним тоже согласились. Мета предложила потом отправиться в лес собирать грибы, и, таким образом, программа на ближайшее время была составлена.

Всё, что им оставалось, это насладиться последними днями лета и отправиться в Кейплиг, оттуда в Алексу. Филь отбывал в столицу на три дня раньше и уже жалел, что предупредил госпожу Фе о своем приезде. Он вполне мог добавить к своему пребыванию в Меноне еще два дня, знай он заранее, что здесь есть ненормальный дом с ненормальным хозяином, где, как оказалось, чертовски приятно находиться.

Габриэль шумно захлопнула дверь и подперла её спиной. Филь и Ян мельком глянули в её сторону, окопавшись на постелях с учебниками.

— Вы, — выдохнула Габриэль, красная от гнева, — почему вы опять пропустили обсуждение? Завтра финал, а вы разлеглись тут, как будто вам на это наплевать!

Ян досадливо поморщился.

— Габриэль, нам надо учиться! Прости, но у нас совершенно нет времени обсуждать завтрашнюю игру.

Филь промолчал, пытаясь осмыслить, как работает термос Ктесибия, которым их озадачил сегодня профессор Лонерган.

— Но у меня-то находится! — вспыхнула Габриэль, хотя дальше вроде было уже некуда. — Я тоже, между прочим, учусь и не хуже вас!

— У вас нет Лонергана! — хором ответили друзья, утомившиеся объяснять это каждый раз, когда Габриэль покушалась на их время.

Это происходило всё чаще после того, как ректор устранился от судейства игры в Юку, Ян получил от него накидку судьи, Филь с Габриэль вошли в одну команду, а её подруга Палетта покинула Алексу.

— Зато у нас есть Гарпия с её Семейным Кодексом, — не преминула напомнить им Габриэль.

Филь оторвался от учебника, поняв, что толку сейчас всё равно не будет.

— Нашла с чем сравнивать, это другое дело! Ваш кодекс — это курс без работ, без эссе и без экзаменов. Смело умножай раз в пять-шесть по времени, вот тогда прочувствуешь Лонергановскую пяту на нашей шее. Ты же не хочешь, чтобы мы вылетели из Алексы как Палетта?

Габриэль поморщилась.

— Да Палетта просто законченная дура! Или ты тоже собрался начать бесконечно прихорашиваться по утрам? Я не понимаю, ты что, не хочешь, чтобы мы выиграли?

По новым правилам за три несданные вовремя работы или два пропущенных без причины занятия следовало исключение. Как результат, сентябрь еще не кончился, а Алексу успели покинуть двое учеников — Палетта Кассини и Титус Десмонд. Безжалостность, с которой их выставили, вселила страх в души остальных, и теперь никто не смел болтаться без дела.

На место Титуса в команду пришел Филь и уже был не рад, что вошел в неё вместе с Габриэль. Введенный с начала года Семейный Кодекс для девиц не занял полностью её свободное время, вызванное отсутствием в её расписании профессора Лонергана с темой «Воздух и Вода», от которой все громко стенали. Да и что это за кодекс, было непонятно: вроде о Семейном Уложении, но уложение входило в курс права профессора Роланда и не могло вызывать на щеках девиц такой румянец, какой красовался на них после каждой лекции Гарпии.

Габриэль теперь даже умудрялась находить время на внеучебное общение с Куртом Норманом, которым она заменила общение с Палеттой. Курт от этого задрал нос и стал совершенно невыносим.

Филь сердито проговорил:

— Габриэль, нам надо закончить ко вторнику две работы и одно эссе. Если не отстанешь, я пойду и заеду твоему ухажеру в ухо. Лучше потрачу ночь в колодце на писанину со свечой, чем буду выслушивать твои нотации. Ты не даешь сосредоточиться!

Не поднимая головы от учебника, Ян пробормотал:

— Хочу заметить, эта идея заслуживает внимания.

Габриэль наградила его одним из своих самых огненных взоров.

— А тебе бы только шутить, чурбан бесчувственный! Мне, можно сказать, жить осталось двадцать четыре часа, а вам обоим как будто всё равно!