Джо Аберкромби - Герои

— Нет, — сказал Кальдер. Тут не о чем думать. Он не способен на бегство. Кальдер десятилетней давности, тот кто, не раздумывая, приказал убить Форли Слабейшего, уже скакал бы во всю прыть на самом быстром жеребце, какого только сумел бы украсть. Но теперь у него была Сефф и нерождённое дитя. Если Кальдер останется расплачиваться за собственную глупость, Доу пожалуй ограничится распарыванием его на части перед гогочущей толпой, и пощадит Сефф, и Долгорукий окажется у него в долгу. Если Кальдер сбежит, Доу повесит её, а этого он допустить не мог. Он не такой.

— Не советовал бы, — сказал Дно. — Ох уж эти битвы. Дурная задумка.

Отмель прищёлкнул языком.

— Хочешь убить человека, клянусь мёртвыми, проверни дело, пока он смотрит в другую сторону.

— Искренне того же мнения, — сказал Дно. — Думал — и ты.

— И я так думал. — Кальдер пожал плечами. — Обстоятельства поменялись.

Кем бы он ни был помимо, он был сыном Бетода. Его отец был великим человеком, и под конец не праздновал труса, обращая в насмешку свою последнюю память. Скейл возможно и был болваном, но по крайней мере обрёл достоинство, погибнув в битве. Лучше последовать его примеру, чем загнанным в обездоленный уголок Севера умолять пощадить его бесполезную шкуру.

Но куда больше этой причины, Кальдер не мог бежать, потому что… да пошли они на хуй. На хуй Стодорога, Золотого и Железноглава. На хуй пошёл Чёрный Доу. Идёт на хуй и Кёрнден Утроба. Он уже задолбался всех развлекать. Задолбался зваться трусом. Задолбался быть им.

— Мы в боях не участвуем, — сказал Отмель.

— Не сможем тебя прикрыть, раз ты нацелился сражаться, — сказал Дно.

— Я и не жду. — И Кальдер оставил их во тьме и, не оглядываясь, двинулся по тропе вдоль Клейловой стены, минуя бойцов латавших рубахи, чистивших оружие и обсуждавших их шансы на завтра. По общему мнению не слишком хорошие. Он поставил ногу на обшарпанный кусок известняка и ухмыльнулся поверх стены пугалу, печально свесившему руки-крюки.

— Не ссы, — сказал он ему. — Я никуда не уйду. Здесь мои люди. Здесь моя земля.

— Да это ж Кальдер Беспощадный Кулак, принц потасовки! — Бледный Призрак вразвалочку вышел из ночи. — Вернулся наш благородный воевода! А я решил — мы тебя уже потеряли. — Судя по голосу, не шибко огорчён такой возможностью.

— Вообще-то у меня проскакивали мыслишки рвануть в холмы. — Кальдер пошевелил пальцами ноги внутри сапога, радуясь, что их чувствует. Этой ночью он наслаждался множеством мелочей. Может, так всегда бывает, коли утром тебя ждёт смерть. — Но в это время, в холмах, вероятно, уже похолодало.

— Стало быть, погода на нашей стороне.

— Увидим. Спасибо, что вынул меч за меня. Я-то всегда держал тебя за человека, ставящего на победителя.

— Как и я сам. Но на мгновение там, на вершине, ты напомнил мне своего отца. — Бледный Призрак поставил сапог на стену рядом с Кальдеровым. — Я вспомнил, каково это — идти за человеком, которым восхищён.

Кальдер фыркнул.

— Я бы не стал привыкать к такому ощущению.

— Не волнуйся, уже всё прошло.

— Тогда я потрачу каждый оставшийся мне миг в борьбе за возвращение тебе этого чувства. — Кальдер вспрыгнул на стену, наступив на шаткий камень, покачал руками для равновесия, а потом выпрямился, всматриваясь через чёрные поля в сторону Старого моста. Факелы союзных постов образовали прерывистую линию, другие огни двигались — солдаты потоком текли из-за реки. Готовились прийти и наводнить поля завтрашним утром, и захлестнуть их стенку-развалюху, и всех их перебить, и оставить память о Бетоде навсегда безответным посмешищем.

Кальдер сощурился, прикрывая глаза от света своих же костров. Враги вроде бы вывесили впереди два огромных флага. Можно было заметить, как те колышутся на ветру, тускло мерцая золочёной нитью. Казалось странным, что их так легко различить, пока он не понял, что их освещали специально. Напоказ. Наверно, кичились силой.

— Клянусь мёртвыми, — пробормотал он и прыснул от смеха. Отец говаривал ему, что людям проще всего воспринимать врага двумя способами. Как некую неумолимую, пугающую, неудержимую силу, которую можно бояться, но нельзя понять. Либо как деревянную колоду, которая не движется и не думает, а тупо ждёт развития твоих планов. Но враг не таков и не этаков. Представь, что он — это ты, не более и не менее дурак, трус или герой, чем ты. Если сумеешь думать так, то не слишком сильно промахнёшься. Враг — это просто некие люди. Такое осмысление делает войну проще. И оно же делает её сложнее.

Высока вероятность того, что генерал Миттерик сотоварищи представляли собой таких же непроходимых придурков, как и сам Кальдер. Что означало — действительно непроходимых.

— Ты видишь чёртовы флаги? — окликнул он сверху вниз.

Бледный Призрак пожал плечами.

— Это Союз.

— Где Белоглазый?

— Бродит средь костров, вселяет в бойцов бодрость.

— Их не окрыляет воевать под моим началом?

Бледный Призрак снова пожал плечами.

— Они тебя не знают настолько, насколько я. Наверно Ганзул трудится, распевает песни о том, как ты дал по морде Бродде Стодорогу. Это их любви к тебе не повредит.

Может и не повредит, но бить тех, кто по одну сторону с тобой, явно не достаточно. Люди Кальдера разгромлены и подавлены. Они потеряли любимого командира, и приобрели того, кто никому не по нраву. Если он опять ничего не сделает, высоки шансы, что в битве завтра поутру они разбегутся, если вообще простоят хотя бы до восхода солнца. Так говорил Скейл. Это Север. Порою приходится драться.

Он прижал язык к зубам. Во тьме начали сгущаться и принимать форму зыбкие очертания замысла.

— Там, по дороге — Миттерик? Так?

— Союзный вождь? Айе, по идее Миттерик.

— Острый ум, как сказал Доу, но опрометчивый.

— Сегодня он вёл себя явно опрометчиво.

— Под конец он всё же своего добился. Люди привыкают к тому, что срабатывало ранее. Говорят, он любит лошадей.

— Чего? Любит? — Бледный Призрак изобразил захват в объятия и пару резких тычков бёдрами.

— Может и так тоже любит. Но скорее всего, речь в основном про на них сражаться.

— Тут для лошадей земля хорошая. — Бледный Призрак кивнул на колыхание тёмных колосьев к югу. — Ровная и плоская. Может быть завтра он и решит двинуть на нас конницу.

— Может и решит. — Кальдер поджал губы, размышляя об этом. Размышляя о смятом приказе в кармане рубахи . Мы с моими людьми вкладываем все наши силы — Опрометчивый. Предубеждённый. Тщеславный. — Раз уж на то пошло о Кальдере ходит приблизительно та же молва. Что, возможно, давало ему крохотное понимание противника. Его глаза переместились обратно на два придурошных флага, выпяченных напоказ, освещённых, как на плясках ночью середины лета. Его рот нащупал знакомую наглую ухмылку и растянулся ею.