Владимир Брайт - Принц фальшивых героев

— Это объективная реальность. Глупо расстраиваться по поводу того, что не можешь изменить.

У этого существа была непробиваемая позиция, его уверенность нельзя было поколебать никакими выпадами или колкостями.

— А знаешь,— после непродолжительного раздумья произнес мой телохранитель,— ты ведь напрасно думаешь, что в той, другой жизни мог быть кем угодно. Поверь мне, это очень большая ошибка.

— Почему же? — На этот раз интерес ЛСД был искренним.

— По той простой причине, что ничтожество всегда остается ничтожеством, в какую бы форму его ни облек каприз злодейки-судьбы. И, самое главное, в глубине души ты прекрасно об этом знаешь — просто не хочешь или боишься посмотреть правде в глаза. Вот, скажем, Клара. Она тоже файт, который, может, и был кем-то великим в прошлой жизни, и она не раз и не два доказала это на деле, а ты... Прости, но это просто смешно — надеяться на какие-то перспективы с такой ничтожной душой. Максимум, кем ты был,— посредственным колдуном, способным на мелкие гадости. Честное слово, ты ничего не потерял, сменив одну личину на другую.

Голова ЛСД дернулась, будто от мощной пощечины. Он попытался вновь надеть на себя маску спокойствия, но на этот раз ничего не вышло. Видимо, Гарх попал в единственную болевую точку, которая была у этого файта. И не просто попал, а еще и основательно расковырял ее, оставив глубокую рану.

Вера в то, что ты был в прошлой жизни кем-то великим, а в жизни следующей снова станешь таким, помогает переносить даже такое жестокое испытание, как перевоплощение в файта. Но если убрать эту веру, то... То по большому счету ничего не останется.

— Мы не будем продолжать выяснять, кем я был или не был в прошлой жизни,— с ненавистью прошипел ЛСД, почти не открывая сведенного судорогой рта,— потому что через минуту толдены, которых я навел на ваш след, поставят точку в этом затянувшемся представлении.

Почти синхронно мы повернули головы в сторону, куда указывала лапа отвратительного предателя, и увидели быстро приближающиеся фигуры всадников.

— Меньше чем минуту они будут здесь.— ЛСД уже справился со своими эмоциями и теперь не скрывал злорадства.— И вот тогда мы посмотрим, что останется от вашего величия.

— Значит, ты просто заговаривал нам зубы в ожидании подхода основных сил?

— Именно так.— К файту вернулось его прежнее бодрое настроение.

«Компот ведь пытался предупредить!» — с запоздалым сожалением подумал я, и спросил, обращаясь к Гарху:

— У нас есть шансы?

— Без очередного чуда-артефакта из коллекции повелителя тьмы — нет.

Я перевел взгляд на бедра и с ужасом обнаружил, что чудо-пояс пропал.

— Он расстегнулся во время твоего впечатляющего полета и последующего удара о землю,— просветил нас всезнающий предатель.

— Что будем делать? — Я был на грани настоящей паники.

— Прыгать,— коротко ответил мой телохранитель.

«Как бы тебе ни везло, как бы ни шла масть и карта, всегда и везде нужно обязательно помнить: главное — вовремя спрыгнуть. Иначе проиграешь не только то, что имеешь, но и вообще все на свете!» — неожиданно всплыла в памяти фраза слепого кудесника, плетущего в сознании своих жертв потрясающе красивые иллюзии.

— Но это же не поможет.

— Хотя бы попытаемся,— отрывисто произнес Гарх, доставая стайтрейкс.

— Увидимся в следующей жизни! — помахал на прощание лапой глумливо оскалившийся ЛСД.

— Не забывай про ничтожество,— бросил на ходу я, наконец справившись с приступом паники.

После чего взял на руки Компота, и, ухватившись за локоть полусмертного, успевшего крутануть барабаны волшебного телепорта, совершил стремительный прыжок через подпространство.

У нас не было ни единого шанса. Об этом знали не только охотники, но и добыча. Прыжки в пространстве не могли длиться до бесконечности хотя бы по той причине, что с каждым разом требовалось все больше времени для срабатывания стайтрейкса.

Конечно, существовала вероятность, что мы попадем в какой-нибудь густонаселенный квартал огромного города [51] На всей планете их было не больше десятка или окажемся у стен Цтинкла — цитадели Антопца, повелителя тьмы, но эти шансы были настолько малы, что их вообще не стоило принимать во внимание.

После восьмого подряд прыжка (мы опять оказались среди бескрайней пустыни) перезарядка стайтрейкса заняла около двадцати минут. Это было тем более грустно, что предыдущий скачок отнял у нас всего десять минут драгоценного времени. Выходило, что девятый прыжок займет сорок минут, десятый — почти полтора часа, а потом...

Мои невеселые вычисления были прерваны Гархом, который неожиданно твердо сказал:

— Все. Я остаюсь здесь.

— В каком смысле? — Безумная гонка настолько утомила мой несчастный разум, что нужно было повторить два или три раза простое предложение, чтобы до меня дошел его смысл.

— В прямом.— Мой сумасшедший друг, верный спутник и, по совместительству, телохранитель был серьезен как никогда.

— И что это даст?

— Оттянет время твоей встречи с толденами и, может быть, позволит тебе совершить очередной скачок в какой-нибудь город, где можно будет спрятаться.

— Но ведь без тебя я сразу же пропаду!

— Сейчас речь идет не о том, пропадешь ты без меня или нет, а о том, поймают ли тебя охотники в ближайшие два часа.

— Какие-то мрачные у тебя прогнозы.

Я вдруг совершенно успокоился. Так, наверное, чувствуют себя все преследуемые, когда понимают, что уйти уже не удастся. Тяжелый груз страха падает с плеч, и приходит своего рода облегчение, потому что все кончилось.

— Вот будет тебе облегчение, когда сумасшедший жрец вспорет жертвенным ножом наш живот,— как-то не слишком уверенно проскрипел на задворках сознания внутренний голос, который, как и я, бесконечно устал от всего этого, непрекращающегося кошмара.

— Это не прогнозы, а суровая реальность, Которая в ближайшее время обрушится на тебя, словно лавина.— Мне почудилось, что в голосе Гарха промелькнули нотки грусти.

— Но мы ведь неплохо повеселились? — бодро спросил я, всем видом пытаясь показать, что расстраиваться по пустякам не стоит и все будет хорошо.

— Да уж.— Он говорил искренне: так, как можно позволить себе, если видишь кого-то в последний раз.— С тех пор, как мы встретились, я так славно повеселился, как не веселился, наверное, никогда в жизни.

— Вот видишь, как все прекрасно складывается,— вновь ожило мое загрустившее было подсознание.— Герои признались друг другу в чистой любви, сказали, что всегда нравились друг другу, и каждый из них просто прикидывался, будто собирается перегрызть другому глотку или оторвать голову. И теперь, по законам, жанра, должно подоспеть чудесное избавление в лице могущественного волшебника, который...