Владимир Лосев - Королева ночи

— Он же раскаленный! Зачем нагрели и мне подсунули?

Бабка подошла к нему и отвесила сильную пощечину, подручный даже растерялся. Пользуясь этим, Маланья открыла сжатую в кулак ладонь, на которой действительно расплывался огромный багровый ожог. Знахарка сжала Логу руку в кулак и что-то зашептала, а когда снова раскрыла, опухоль исчезла, осталось только красное пятно.

— Помажешь мазью от ожогов, что я вам на прошлой неделе дала, и все пройдет, — она отошла в сторону и кивнула Косте. — Забирай свое оружие, больше на него в нашей деревне никто претендовать не будет, да не забудь ножны к нему, эти-то добровольно тебе не отдадут.

— Ножны?

— Конечно, мальчишки и ножны в пещере нашли, сохранились правда плохо, но сделаны из настоящей кожи, только неизвестно с какого зверя снятой. Но раз меч стал целым, то и ножны вернут себе былой вид.

— Забирайте эту поганую железяку и уходите отсюда, — прорычал кузнец, вытаскивая из угла ножны для меча. Выглядели они не очень хорошо, часть кожи сгнила, обнажив деревянный каркас с металлическими кольцами, но в целом сохранилось действительно неплохо, даже ремни, которыми к поясу крепился меч остались целыми. — От тебя, пришлый, одни проблемы, чтобы я тебя больше в своей кузнице не видел. А ты, бабка, придумала, чем играться! Что мне с этим идиотом делать, он же теперь молот держать не сможет? Всю работу на сегодня мне загубила!

— Помажет моей мазью, и уже через час рука будет как раньше. Ожог-то не настоящий, а магический, в нем больше обмана, чем правды. А если бы я ему не позволила меч взять, он бы обиженным полгода ходил и на меня дулся. Ведь так, Лог?

— Уходи, Маланья, пока тебя случайно не прибил, — пробурчал подручный, рассматривая руку. — Могла бы и словами сказать, а не подсовывать эту раскаленную железку. Должно быть сама ее и разогрела, чтобы мне больно сделать.

— Дурак ты, Лог! — снова сплюнула знахарка под ноги кузнецу и его помощнику. — Если б ее разогрела сама, ты бы легким ожогом не отделался бы. И я тебя предупреждала, что этот меч сам себе выбирает себе хозяина, а ты не поверил. Любой, кто коснется этого оружия, будет обожжен, так он устроен. Меч кровью чужака умылся, поэтому признает только его. Ладно, парень, бери свое оружие и пошли отсюда. Да поклонись кузнецу за щедрый подарок.

Бабка зашагала прочь, Костик поднял меч засунул его в ножны и забросил его на плечо, решив, что ремни в сарае закрепит, с которыми можно будет оружие носить за спиной.

Смущенно улыбнулся кузнецу, разводя руками, показывая, что он к этому инциденту никакого отношения не имеет.

Ему снова захотелось есть. Бабка вела его обратно к себе домой, почему-то девушки им на пути больше не попадались, то ли их разогнали отцы по домам, то ли работали дома или в огороде. Багровое солнце поднялось высоко над землей, на серо-зеленом небе не было ни одного облачка. С каждым шагом становилось жарко, не то что идти, даже дышать.

— Ты мне больше не нужен, герой, — бросила ему через плечо бабка. — Я тебя подлечила, меч тебе сковала, дальше давай как-нибудь сам…

— Я мешок у вас в бане оставил, — произнес Костик костлявой согнутой спине. — Да и есть хочется, время к обеду.

— Кормить я тебя не обещала, поэтому не буду…

— Так мне, что, от голода помирать?

— Кусок хлеба дам, все остальное найдешь в доме, в котором тебе разрешили жить, так огород имеется — по нему походишь, овощи из земли выроешь и поешь.

— Я никогда еду в земле не искал, — смущенно пробормотал Костя. — Раньше в магазинах покупал…

— В лавках что ли?

— Ну да, в них…

— Ничего научишься, наука не сложная, быстро все поймешь, особенно, когда есть захочешь, — Маланья свернула к дому, а Костя отправился в баню, там он еще раз разделся и, как следует, умылся, используя синюю глину, уже понимая, что больше ему никто в этой деревне теплой воды ему не предложит и в баньке не попарит.

Забрал свой мешок и подошел к дому, на крыльце на куске серой ткани лежала краюха хлеба — знахарка даже не вышла, видимо, больше не хотела с ним разговаривать.

Костик отломил кусок и, засунув в рот, зашагал к своему сараю, на улице было пусто и тихо, только слабый ветерок едва шевеливший густую деревенскую пыль чуть шумел в ушах. Так он и прошел улицу и никого не заметил, а всего-то час назад девушки табуном за ними с бабкой шли.

— Так и проходит земная слава, — пробормотал он, озираясь. — Час назад ты герой, а теперь снова чужак.

В сарае он долго возился с мечом, устраивая ремни таким образом, чтобы они плотно прижимали ножны к спине. К его удивлению ножны менялись, чем больше он вертел их в руках, тем больше приобретали такой вид, словно их только что изготовили. Отпавшие куски кожи неизвестным способом восстановились, с колец исчезла ржавчина, а кожа приобрела мягкий блеск. Когда он закончил, то в его руках оказался замечательный новый меч с великолепным балансом, ощущаемый в руке как ее продолжение.

Юноша довольно хмыкнул, залез наверх, лег на шкуру и закрыл глаза.

Устал он от всей этой суеты, непонимания и дикости, задумчиво съел остатки хлеба и заснул под шуршанье каких-то мелких животных — мышей или крыс. Похоже, уже стал привыкать к этому миру.

Перед тем как заснуть, еще раз мысленно проверил свое тело. Не было в нем боли, никакой, только жуткая усталость, словно прошел тысячу километров, не сделав ни одного привала.

Веки отяжелели, солнце слепило, какие-то насекомые на огороде стрекотали, а он так и не нашел никакой еды….

С этой печальной мыслью он заснул и проспал до утра следующего дня.

Проснулся от крика Никиты.

— Чужак, вставай, а то обоз без тебя уйдет!

Костик недовольно сморщился и спустился вниз, была ранее утро, точнее поздняя ночь, звезды едва побледнели, а краешек неба только чуть посерел.

— И чего кричишь? — поинтересовался он. — Кого-то снова убили?

— Никого не убили, меня дядя к тебе послал, сказал, чтобы ты готовился. С первыми лучами солнца выступаем, пойдет три телеги, а с ними Ефим и еще пара мужиков, которых не знаешь, а тебе придется всех охранять.

— Понятно, — пробурчал Костя, подходя к колодцу. Следовало бы умыться, хоть от одной мысли, что придется на себя опрокидывать ледяную воду, тело само по себе уже задрожало мелкой дрожью. — А еду принес? Я между прочим не завтракал, а вчера еще не обедал и не ужинал…

— Ничего я не принес, никто мне не говорил, что ты есть хочешь, — мальчишка исчез. — Я у дяди спрошу, стоит ли тебя кормить? Ты ведь больше не герой…

— Как это?

Но ответить было некому, мальчишка исчез в вязкой серой предутренней мгле.

Он еще раз с тоской посмотрел на колодец, потом превозмогая себя, вытащил ведро с водой и вылил на себя. Ощущение было, как и предполагало заранее тело, если говорить одним словом — жуть!