Алексей ПЕХОВ - Ночь в Шариньильском лесу

– Ты Морис, ранее известный как Морис Орлеанский, кардинал Франции? Отвечай.

– Да. Я известен под этим именем, – Морис облизал пересохшие губы. Спорить с судом не было нужды. Они и так все знали. Ответы – это просто еще один способ потянуть время в надежде, что Изгоняющие вдруг оглохнут или ослепнут и у него будет шанс вырваться из горного каземата.

– Суд уже давно все решил, и ты знаешь наше решение. Заслушай же, волю Папы, Святой нашей Церкви и Господа.

Морис скривил губы.

– Хозяин! Хозяин! Услышь меня! Помоги слуге своему! Ослепи Изгоняющих! Дай мне шанс, – мысленно воззвал он. Но в ответ ему пришла тишина.

Средний из судий встал и стал зачитывать приговор:

– За подлое убийство своих братьев, служителей Церкви, за приношение в жертву невинных младенцев, за людоедство, за желание жить вечно, за отречение истин и догм Святой матери нашей Церкви, за черное колдовство, которое проявилось в виде превращения в богомерзкого волка, за поклонение Сатане, ты, Морис Орлеанский, кардинал Франции, лишаешься всех званий и состояния. Имя твое будет предано забвению и удалено из всех церковных летописей, а затем проклято на веки вечные. А сам ты будешь казнен. Казнен солью, дабы не допустить твою черную душу к Сатане. Покайся сейчас. Признай свои заблуждения и грехи и когда случится Судный день, Господь наш, Справедливый и Всемогущий простит тебя.

Серые глаза Мориса яростно сверкнули.

– Нет. Я верен своему Хозяину, – произнес он, и Хозяин его услышал.

С ужасным криком, стоявшие за его спиной Изгоняющие схватились руками за глаза, стали кататься по каменному полу, кровь хлестала у них из глазниц и ушей, ни о каком контроле над пленником не могло быть и речи.

Морис облегченно вздохнул, Святая сила перестала на него действовать, он свободен! Это шанс к спасению. И тогда он произнес Слово.

Весь мир подернулся кроваво-красной поволокой, он слышал, как кто-то кричал, он краем глаза видел, как рванулись к нему монахи, поднимая над головой дубинки, видел, как палач с расширенными глазами под колпаком вжался в стену. Маленький сухонький старичок развернулся к бегущим и что-то вопящим от ужаса монахам и прыгнул к ним на встречу. Рука-лапа, уже покрывшаяся серой шерстью ударила первого монаха по лицу, снеся половину черепа. Удар дубинкой второго пришелся ему по правому плечу, но Морис не почувствовал боли. Плечо уже покрылось густой шерстью, под ним вздымались жгуты мышц, смягчивших удар. Морис упал на четвереньки и своим деформирующимся ртом, в котором вырастали ужасные желтые клыки, перекусил второму монаху обе ноги. Тот с воплем боли упал на пол, орошая камни и морду Мориса теплой ароматной кровью. Когда Морис обернулся к судьям и палачу он уже перестал быть человеком. Трансформация, которая раньше занимала больше десяти минут, произошла практически мгновенно. Хозяин расщедрился. Перед испуганными людьми, расставив лапы, и вздыбив шерсть на загривке стоял Зверь. Язык не повернулся бы назвать это существо волком. Это не было волком. Это было оборотнем, Зверем Дьявола. Ростом с годовалого теленка, с нелепой бочкообразной грудью, тупой мордой-рылом, из которой торчали не умещающиеся во рту желтые клыки, мощными лапами, весь покрытый густой серой шерстью… Лишь серые глаза напоминали о том, что раньше это был сухой семидесятилетний старик. Оборотень, не обращая внимания на замерших судей, подошел к вопящим от ужаса и боли Изгоняющим и с видимым удовольствием оторвал им головы. Затем наклонился над ближайшим трупом и стал вырывать из покойника огромные куски мяса.

В воздухе сверкнула серебряная цепь, и оборотень взвизгнул от боли. Цепь попала по задней лапе, обожгла болью и снова начала свой разбег. Палач оказался не робкого десятка. Зверь развернулся и прыгнул. Пролетел над несущейся на него цепью, а в следующий миг, страшные клыки оторвали палачу руку. Зверь замер, посмотрел на побледневших судей. С его морды липкими тягучими капельками стекала кровь. Один из людей хрипло захохотал и сорвался в безумие. Оборотень еще раз рыкнул и, развернувшись, выскочил в открытую дверь, сбив с ног вбегающую в зал подмогу…

Высоко-высоко в горах, в одиноком горном монастыре, возле которого летают только орлы, тревожно пел колокол. Серый Зверь, остановился на горной тропке, и в последний раз оглянувшись на возвышающийся на горе монастырь, текучим волчьим бегом направился в ночь…

– Страшная сказка, – немного помолчав, произнес я.

– Почему же сказка?

– Неужели ты хочешь уверить меня, что все, что ты рассказа было реально? – скептически спросил я у отшельника. – Что существовал и этот твой кардинал, и что он был оборотнем, и все остальное?

– Кардинал, действительно существовал. Об этом мне еще дед рассказывал, – серьезно произнес отшельник, и, прихрамывая, направился к очагу. – Что же до остального… Кто его знает?

Он подкинул в затухающий очаг несколько поленьев и стал смотреть на огонь.

– Ну, хорошо, – не сдавался я. – Даже если это правда. То почему он не убил судей?

– А зачем? – старик пожал плечами. – Это лишнее время, а если бы монахи подоспели с серебряными болтами в арбалетах?

– Ну, а Изгоняющие? Почему не справились с оборотнем?

– А они и не должны были, – старик приковылял обратно к табурету и, кряхтя сел. – Изгоняющие не давали ему превратиться в оборотня.

– И что же случилось с этим кардиналом? – я еле-еле подавил зевок. Спать все-таки хотелось.

– Кто знает… Если все это, правда, то живет где-нибудь в глуши… Давай спать. Второй час ночи на дворе.

– Погоди, погоди, – поспешил я. – Твои истории меня занимают, старик. Давай еще одну, напоследок.

– Эх, устал я тебе рассказывать истории, мил-человек. Пора и честь знать.

– Ну, может быть последнюю. Уж больно занятно. Где я такое ещё услышу?

– Ладно, хоть точной истории, я и не знаю, – устало вздохнул старик. – У страха глаза велики. Невежественным людям везде уже мерещатся эти оборотни. Вот взять, к примеру, поместье графа де Риньяка.

– Графа де Реньера? – удивленно переспросил я.

– Нет, де Риньяка, Огюстена де Риньяка, я же сказал. Этот граф очень нелюдимый и странный человек был. У него половина слуг уже разбежалась. А по нынешним временам, того и гляди, остальные, перестанут ждать нового хозяина, назначенного королем, и сбегут, прихватив с собой последние ценности, да ещё и замок подожгут. Хотя какой тут король! Сейчас в Париже такое творится!

– Так что же в нём такого интересного, в этом графе? – тихо спросил я.

– Так ведь рассказывают, что оборотнем он был, только умер лет шесть назад. Уж и не спрашивай, от чего он помер, это мне неведомо. Но послушай, о чем шепчут лесорубы у ночного костра. Когда ему было двадцать пять лет, растерзал он своего сынишку двухлетнего, молодую жену, а заодно и горничную. Разорвал на мелкие кусочки. Вся комната была в кровавых ошмётках, и кровь капала с потолка, а по стенам сползали человеческие внутренности, такую бойню он устроил! Было это лет эдак двадцать назад. С тех пор заперся он в своём замке, никуда не выходил до самой смерти, а поместье его, некогда великолепное, медленно приходит в запустенье. Ночами, особенно в полную луну, он выходил один на старую башню родового замка, да так и стоял там. Ветер развевал его длинные белые волосы, хотя ему пятидесяти не было…