Анна Мистунина - Искупление

— Скажи и сейчас. Может, не сразу, но он простит. Должен простить!

— Надеюсь, — прошептал Кар. Горло сдавило. — Кати сказала то же самое.

Оба вздрогнули, когда от дальних столов долетел взрыв смеха.

— Какие у тебя планы? — спросил Атуан.

— Предстать перед его лицо.

— А еще?

— Это все.

— Можно подумать, ты идешь на казнь!

— Именно так я и чувствую.

— Ну нет же! — Атуан отодвинул свой кубок, так что расплескал вино, наклонился вперед. — Что ты себе надумал там, среди трупов, принц?! Никто не говорит о казнях! Империя готовится к свадьбе! Его величество горюет, гневается, сходит с ума… Но при чем тут казнь?

— Не знаю, Атуан.

Жрец еще несколько мгновений пылающим взором смотрел через стол, затем откинулся на спинку скамьи. Сложил на груди руки.

— Я заметил, — изрек он светским тоном, — что ваше высочество почти не притронулись к вину. Осмелюсь признаться, это говорит мне о многом.

— Вот как? О чем же?

— К примеру — что вы, принц, чувствуете себя магом, а не, используя ваше собственное выражение, пьяным дикарем. И что-то мне подсказывает — не просто магом. Правителем магов. Сильнейшим, если я правильно помню титул?

— Ты правильно помнишь.

Атуан молчал, глядя с ожиданием, и Кар наконец не выдержал. Фыркнул и принялся отрезать остывший окорок.

— Устыдился? — спросил жрец.

— Возможно.

— Тогда я, будучи дикарем, выпью, с позволения вашего высочества. За ваше возвращение к жизни.

И Атуан с торжественным видом осушил свой кубок.

Кар усмехнулся, чувствуя, как чернота внутри дает трещину:

— Не знаю, что бы я без тебя делал, Атуан.

— Пропал бы совершенно, — сказал тот с уверенностью.

Но старания Атуана мало помогли Кару при встрече с императором. Эриан вернулся в царственном великолепии, об руку с юной невестой, и хор приветственных голосов вознес их на вовсе недосягаемые вершины славы. Высокий и статный, в осенних цветах пурпура и золота, император был воплощением мужской силы, красоты и счастья — таким желают видеть правителя верные подданные. Блеск драгоценностей в одеждах и венцах слепил глаза, сияние множества свечей было ярче дневного света, а невеста, раскрасневшаяся от комплиментов, без сомнения, прекраснее всех девиц великой Империи. Тем страшнее был мрак в глазах жениха. Мрак, заметный, впрочем, одному Кару. Остальным светила императорская улыбка, звучал смех, а взгляды, украдкой посылаемые спутнице, являли свидетельство неподдельной любви. Искусством притворства Эриан владел в совершенстве еще с юности.

На один короткий миг встретились их глаза. Эриан кивнул, Кар склонился в поклоне. Потом император отвернулся и заговорил с кем-то другим. Кар отступил назад. У него, прошедшего тьму, смерть и предательство, тряслись руки.

Только поздним вечером остались они вдвоем, в мирной тишине императорского кабинета. Кар вошел без предупреждения, отстранив раскрывшего было рот слугу. Запер двери. Эриан, отвернувшись, стоял у окна. Одинокая свеча на столе выхватывала из полутьмы его силуэт — напряженные плечи, рассыпавшиеся по кружевному воротнику локоны.

— Эри, — прошептал Кар, опускаясь на колени.

Эриан обернулся.

— Не нужно этого, встань. Прошу, Кар.

— Прости меня.

— Встань, — повторил император. — Сядь куда-нибудь и слушай.

Под его прямым взглядом Кару пришлось подчиниться. Он не глядя выдвинул стул, сел. Эриан остался на месте.

— Мы не сможем быть, как раньше, — сказал он. — Ты понимаешь это, Кар?

Кар промолчал, но император и не ждал ответа.

— Ты теперь правитель колдунов, — продолжил он. — Я поклялся моей любимой, что сохраню им жизнь и свободу. Я сдержу клятву, это все, чем я могу почтить ее память.

Сразу по возвращении я отправил гонцов на север, сейчас жрецы покидают Долину колдунов. Возвращайтесь туда. Долина получает статус независимой области Империи; ты — мой вассал и единственный представитель моей власти там. Колдуны приравнены в правах к остальным моим подданным и могут селиться, где пожелают. Но занятия колдовством в Империи караются смертью. У себя же в Долине можете колдовать, сколько угодно, жрецов там не будет. Вассальные повинности мы обсудим с тобой позже.

— Ты… отсылаешь меня, Эри? — спросил Кар, когда император замолчал.

Эриан резко отбросил волосы со лба. Руки у него тоже дрожали.

— Ты все еще мой наследник, Кар, пока будущая императрица не родит мне сына. Твои обязанности остаются за тобой. Тебе придется бывать здесь, и, разумеется, ты должен участвовать в свадебной церемонии как мой брат. Но я буду признателен, если ты не станешь появляться здесь слишком часто. Ты понимаешь меня?

— Да, повелитель.

— В таком случае не о чем больше говорить. Ступай.

Все внутри императора кричало «уходи». Кар встал, повинуясь не словам, а этому неслышному крику. Вопрос настиг его в дверях, тихий, измученный, как будто Эриан обессилел в споре с самим собой:

— Кар?

— Да, государь?

— Если я позову… когда-нибудь. Ты придешь?

— Да.

— Оставишь все, своих колдунов… Все?

— По первому твоему слову.

— Хорошо, — прошептал император. — Иди.

Мягкие сапоги из кожи дракона ступали почти неслышно. Только иногда мелкий камушек или выпавший из чьей-нибудь подковы гвоздь попадались под ноги, чтобы выкатиться и звякнуть на брусчатке, на крохотный миг оживив ночное безмолвие. Потом опять смыкалась тишина. Кар не знал, куда идет. Спящие фасады домов провожали его слепыми глазницами окон, узкие провалы переулков зияли дырами в никуда. Неровные полосы лунного света расчерчивали мостовую искаженными, безумными тенями. Редко, словно из другого мира, долетали звуки: чья-то сонная ругань из-за плотно закрытых ставен, хриплые крики ночных пьяниц из бессонных трактиров, далекий стук подков. Одни раз, минуя переулок, Кар услышал возню, тонкий вскрик и звук входящего в плоть клинка. Магические чувства обожгла чужая боль и липкая радость насилия. Кар даже не повернул головы. Один раз мимо шагом проехали всадники, однажды повстречался ночной гуляка — он шел, вихляя от одной стороны улицы к другой и во весь голос распевал песню о некой красотке, так и не дождавшейся возвращения любимого с войны. Кар слушал его, не слыша. Дома и люди казались ему призраками, порождением больного разума. Настоящей была лишь темнота. В ней звучали голоса мертвых. Они замолчали навсегда — наверное, поэтому ничто не могло их заглушить. Они обвиняли, спорили. Звали. Кар напрягал слух, надеясь различить между ними Кати, но ее не было.

«Тьма, как и свет, всегда рядом, — сказал Дингхор. — Люди каждый день выбирают между ними, и никакого проклятия в том нет. Проклятие — сделать неверный выбор. Тьма не завладеет тобою без твоего желания, мальчик».