Наталья Гладышева - Шалости Черного Властелина

— А кто же еще? — были бы плечи у кактуса, он бы ими пожал.

— Мне нечего делать в этом доме, — постановила я и глянула на сумку.

Уходить было неохота, даже не смотря на личные глюки, на курицу на кровати, на змею-шарфик на шее скелета, которая тоже сейчас смотрела на меня с осуждением. Уж очень хотелось еще не раз заглянуть в синие глаза Соловьева-младшего. Будто приворожил меня, что ни мысль, а все сводится к воспоминанию о синем, глубоком взгляде.

Остаток дня прошел уныло. Курицу я отнесла на кухню и, краснея и заикаясь, извинилась перед Татьяной. Там надо мной смилостивились, выдали тарелку с супом и отбивную с рисом. Все это я быстренько съела, стараясь не задерживаться на кухне и лишнего мгновения. Потом вернулась в комнату, с тоской обозрела жирнющее пятно на кровати и устроилась на краешке, с книгой в руках. Баюн не показывался, Иван-царевич дулся. Кактус молчал, а я лениво перелистывала «Камасутру», мыслями гуляя далеко-далеко. Часам к восьми явилась оскорбленная в своих лучших чувствах Алевтина Павловна. С кислым видом сообщила, что Соловьев-старший меня ждет. Я последовала за ней, как на Галгофу, только сейчас подумав о том, как дорого мне может обойтись моя выходка со сковородой. И ведь, если судить по словам моих глюков, то, возможно, дедуля-то и не при чем.

По непонятной ассоциативной цепочке почему-то вспомнился Вадим, так и не приехавший с моими деньгами за квартиру. Вот тебе и честный человек и копейки не берущий из чужого. Правда, тех финансов не так и много, чтобы ныкать. Но все равно странно, куда человек задевался и действительно ли должен был денюжки привезти. Вокруг одни непонятности и сплошной обман, в которых не разберешься без пол-литры. И стойкое ощущение, что поселилась я в психушке. А стоят ли те деньги, что мне обещали, моих нервов?

Додумать ответ я уже не успела. Мы пришли в знакомую мне спальню. Алевтина Павловна оставила меня и ушла, презрительно окинув взглядом напоследок. Я же кинула обреченный взгляд на кровать и вытаращила глаза, поняв, что все еще не получилось у меня свыкнуться с тем, что происходит вокруг меня. Дедуля спал, по своему обыкновению сложив руки на груди, и громко да раскатисто храпел. На краю постели расположилась странная фигура. Наряд ее — черный балахон с глубоким капюшоном да блестящая коса в костлявой руке — стал причиной того, что в груди похолодело и мелкие волоски на коже встали дыбом.

На подгибающихся ногах попятилась назад. Знакомое мне кресло оказалось как никогда кстати.

— А… — попыталась протолкнуть сквозь пересохшее горло вопрос.

— Я за него, — небрежно ответило некто в черной одежке. — Спрятался, козел. Как ни приду, все где-то прячется. Ты ему сказки на ночь читаешь, так?

— А… — слово «ага» меня тоже не послушалось, но визитер с косой меня понял с полузвука.

— Ну-ну, — голос шелестел, нагоняя еще большего страху, напоминая шуршание савана в склепе. — Передай ему, что я заходила. У нас с ним свидание еще двести лет назад назначено было. Так он, наглец, не явился.

— А… — очередной вопрос застрял в горле, а я сжала похолодевшие ладони на коленях и с тоской глянула на смерть.

— Вечно кого-нибудь другого вместо себя подпихивает, — пожаловалась гостья и поднялась с постели, лезвие косы задело изголовье кровати и издало мелодичный звон.

— Ы… — выдавила я, понимая, что происходящее мне что-то нравится все меньше и меньше.

Вжалась в спинку кресла, пытаясь просочиться сквозь нее. Но чуда не случилось, и проделать такой финт ушами мне не удалось.

— Какая здоровая девушка, — с осуждением произнесла смерть, склонившись надо мной. — Жить еще и жить… Свистни мне, как твое время придет. А то могу пропустить. Путаница тут со всеми вами… Поди разберись, кого забирать. За одно только это отправить бы этого старого маразматика в ад. Его там заждались.

Смерть, шурша балахоном и позвякивая задевающей окружающие предметы косой, направилась к выходу. Там, у двери, она обернулась, окинула цепким, чувствующимся как холодное, недоброе давление на коже, взглядом меня и сказала:

— Не прощаюсь. Мы с тобой еще увидимся. И, может быть, даже скоро… что бы ты по этому поводу ни думала.

Я же сидела в кресле, ни жива ни мертва, и пыталась вернуть себе способность дышать. Сейчас у меня были все шансы умереть от нехватки кислорода, дыхательная функция очень плохо слушалась меня.

— Ушла? — проскрипел старичок с кровати и живенько так подскочил на месте, осмотрелся и довольно вздохнул. — Ушла. И где моя любимая «Камасутра»? — задал он вопрос как ни в чем не бывало.

Я смотрела на него безумным взглядом не в силах внятно ответить.

— Что-то с моей памятью не то, — пожаловался дедуля и спросил: — Или мы уже с тобой к практике перешли? Сделаешь мне минет? Две штуки баксов дам.

Желание придушить стервеца становилось все более непреодолимым, и я с трудом заставила сидеть себя на месте и глядеть на подопечного не мигая. Я боялась пошевелиться, так как чувствовала — еще немного и сорвусь. Убью этого шутника собственноручно. Я же чуть не наделала в штаны, когда очередной глюк меня пугать стал. От позора меня спасло только чудо и стальные нервы. Моя выдержка меня очень радует последнее время, но не хотелось бы ее крепость проверять таким путем, как приходится.

— Зачем вы надо мной издеваетесь? — с трудом процедила слова сквозь сжатые зубы.

— Я? — искренне удивился Соловьев-старший. — Значит, минет ты мне уже сделала, — выдал он неожиданный вывод. — Погладь меня там.

— Я поглажу, — прошипела в ответ, собираясь расжатой пружиной вылететь из кресла и надавать кое-кому по шее. — Я так поглажу…

— Анечка, солнышко, — обратился ко мне дедок, хитро поглядывая на меня. — А как тебе мой внучок? Нравится? Хочешь помогу его заполучить?

И я осталась сидеть в кресле, так и не выполнив всех своих кровожадных планов. Соловьев-старший очень вовремя напомнил о родстве с моей грезой.

— Не хочу, — буркнула, наконец, в ответ, подозревая, что помощь дедули может очень плачевно сказаться на моих нервах.

— А я все равно помогу, — хитро улыбнулся дедок и понизил голос до интимного шепота. — У меня есть зелье приворотное. Столетней выдержки. Напоим им его, и на всю оставшуюся жизнь твой будет. Пары капель в питье достаточно будет. Сейчас поищу.

Он встал с кровати, нащупал ручку ящика тумбочки и дернул за нее. Ящик вывалился ему чуть ли не на ноги, и все его содержимое разлетелось по полу. Глянцевые журналы с яркими, красивыми фотографиями. И это был даже не «Плэйбой», а издания, которые я даже в глаза-то никогда не видела. Девушки на картинках были не просто раздеты, они были в компании мужчин и вполне недвусмысленно заняты делом.