Наталья Гладышева - Шалости Черного Властелина

Стук в дверь отвлек меня от мыслей о жизни моей нелегкой. Иван-царевич, не спросившись, потопал к двери, решив поработать мои личным швейцаром. Открыл ее и вышел, плотно прикрыв за собой. Это что, к нему пришли? Навещает кто-то или по делу? Какой деловой скелет. Любопытство обуяло меня сильней размышлений за жизнь и мечтаний о синеглазом красавчике. Подкралась к двери, открыла ее рывком и огляделась. В коридоре стоял только мой скелетик и более никого. И что это за таинственный посетитель был, который так и не показался на глаза?

Иван-царевич держал в руке мой тапок и задумчиво качал головой. Опустила взгляд вниз, на пол и приподняла брови. На полу валялись цветы, помятые и поломанные. Розы, красные, в каком количестве, не сосчитать, так как разбросаны в хаотичном беспорядке.

— И что это было? — строго спросила у скелетика. — Ты зачем моих поклонников гоняешь?

Логично было предположить, что розы предназначались мне, а не кактусу и не шарфику-змее и уж тем более не Иван-царевичу.

— Простиии, — взвыл скелет и протянул мне тапок.

— Перевожу как я не хотел, оно само получилось. Кто приходил хоть? Соловьев младший? — с замиранием сердца спросила я.

Скелет отрицательно помотал черепушкой, поправил свое цветное кашне и постучал костяшками ко мне в комнату. И ведь я его не приглашала, во второй-то раз. А он не спросившись, как будто так и надо. В комнате меня поджидал наглый котяра. Поглядывая на меня хитрым, зеленым глазом, спросил:

— Хороуш наш Саун Сануыч, ау?

— Хорош, — вздохнула я и повернулась к кактусу. — Спроси этого вредителя, пожалуйста, аленький ты мой цветочек, зачем он поклонника прогнал. Мне он не отвечает внятно.

— Это гонец был, — охотно пояснил кактус, умильно смутившись от того, что повысила его в звании до цветочка. — Это Соловьев старший извиняется так.

— Если извиняется, то почему вы все еще здесь? — спросила у аленького цветочка строго.

— А мы от него не зависим. У тебя хорошо здесь, тепло. Ты светишься, — охотно пояснил кактус. — Мы сами по себе, где хочется там и появляемся.

— В пределуах этуого дуома, — буркнул котяра и отвернулся. — И чегоу треупется, неу поунимаю? Всеу раувно ничегоу неу измеунится, — и принялся за вылизывание лапы. — Неу слушай ееу, онау болтушка та ещеу. И полуовины неу знаует, а всеу тудау же, выуводы деулать и инфоурмацией деулиться.

— Если у тебя ее больше, почему сам не поделишься? — спросил уязвленный кактус.

— А кто вы вообще такие? — догадалась спросить у глюков, откуда они взялись, совсем плохо у меня с головушкой дело.

— Мы… Ой, — котяра громко мявкнул, слетел с кровати, вскочил на подоконник и со всего размаху заехал лапой по кактусу.

— Моулчи, — спрыгнул на три лапы кот с окошка. — Нельзяу наум об эутом говорить. А онау всегдау треупется, треупется, треупется, дауже себеу воу вреуд.

Бауюн захромал к кровати, а я, оторопев, смотрела на то, как кактус катится по полу, закрыв глаза.

— Ты зачем дерешься? — праведно возмутилась и обиженно посмотрела на котяру. — И зачем мой кактус обижаешь?

— Быул твоуй, теуперь ниучейный, — ответил вредина и демонстративно принялся вытаскивать колючки из лапы. Получалось у него не очень, не приспособлены для того кошачьи зубы. — Нуельзяу наум говоурить об эутом. Поучему, неу скаужу. Доугадаешьсяу саума, отлиучно. Неу догаудаешься, и лаудно. Неу тыу пеурвая, неу тыу послеудняя.

— Какой ты нелюбезный, однако, — подняла кактус с пола, стараясь держать его так, чтобы не пораниться об колючки. — Сломал цветок, он теперь может и завянуть, да еще и грубишь.

— Тыу с колюучками в лаупе посидиу и яу посмотрюу, каук тыу раузговаривать будешь, — котяра демонстративно повернулся ко мне спиной и продолжил попытки с вытаскиванием колючек. — Ау цвеуток твоуй никудау неу денеутся. Кауктусы ониу живучие.

— Как и кошки, — не осталась в долгу. — Давай мы тебя швырять по поводу и без повода будем. Тебе понравится?

— Спасибо, Аня, — ожил кактус в моих руках. — Но он прав. Все мой язык длинный виноват. Прости, кошачий, за колючки, — обратился он к Баюну.

— Проущаю, — недовольно отозвался кот, держа лапу на весу и разглядывая ее.

— Неужели сказать нельзя было, вместо того, чтобы драться? — не сдавалась я, пристраивая кактус в горшочек.

— Еусли онау неу понимаует слоув, рауботает тоулькоу подзаутыльник, — категорично отозвался кот, не собираясь признавать себя неправым.

— И что мне с вами такими делать? — задалась насущным вопросом. — За что весь этот зверинец свалился мне на голову?

— Ты добрая, — сказал кактус. — И теплая. Живая, хорошая… Красивая.

— Я, красивая? Не льсти так безбожно, я могу обидеться, — тут же отреагировала и повернулась к коту. — Давай свою лапу, помогу, драчун.

Баюн не стал отказываться от помощи, хоть я и ожидала, что гордо задерет нос. Кактус вполне комфортно чувствовал себя в горшке, кот, избавленный от колючек, пристроился рядом со мной, я удобно устроилась на кровати и взяла «Камасутру» в руки. Потоптавшийся в углу скелет, приблизился, еще немного помялся и сел рядом. Мир был восстановлен, даже змея-кашне, не думала показывать свой зловредный характер. Остался только один нерешенный вопрос. Кто приходил? И как расколоть Иван-царевича. Кроме «прости» и фразы про розы, он, на моей памяти, больше и не распинался. Неужели проблемы со словарным запасом?

— Иван-царевич, — обратилась я к скелету. — А ты еще какие-нибудь слова кроме «прости» говорить можешь?

— Люблюююю, — ответил скелет. — Я в следующий раз принесу тебе розы, любимая.

— И это все? — немного пораскинув мозгом решила, что это он не в любви мне признается, а своим словарным запасом делится.

— Простиии, — взвыл скелет жалобно.

— Не густо, — сокрушенно окинула взглядом своего собеседника. — Хотелось бы мне знать, как ты дошел до жизни такой.

— Нельзяу, самау догадауешься, хорошоу, неу догадауешься, и лаудно, — снова влез кот, решив следовать моему совету, сначала говорить, потом драться.

Да и что бы он сделать со скелетом смог? Иван-царевичу кошачьи когти урона точно не нанесут.

— И что мне с вами, глюками, теперь делать? — еще раз задала риторический вопрос и закручинилась.

— Люубить, — просто ответил Баюн и подлез под ладонь, напрашиваясь на ласку. — Мыу хороушие, и тебяу в обиуду неу даудим.

— А кто меня обижает? — спросила у него. — Вроде кроме вас никто и не трогает, если хорошенько приглядеться. Я есть хочу. Со всеми этими происшествиями и вами, белыми и пушистыми, я пропустила время обеда.

— Сейчаус, организую, — оживился кот и соскочил на пол. — Тыу курицуу люубишь?

— Жареную, да, — решила обозначить границы заказа почетче, а то мало ли, придется отплевываться потом от перьев и грызть сырое мясо.