Оксана Демченко - NZ

— Везет мне на встречи. Дэй, ты знаешь, что нам надо делать?

— Частично. Меня нашли по другую сторону от этой самой зоны древних. Вроде бы я что-то говорил на первых допросах о голосе тьмы. Сам этого не помню. Где второй разумный?

— Там. Прошу пить в сонном состоянии. Иначе она от тебя… не отлипнет. Дэй, скажи, а ты много народу укокошил при побегах?

— Сотен пять в последний раз, — охотно пояснил он.

— И все были льготники: инвалиды и пенсионеры, — посоветовала я шепотом и хихикнула. — Бли-ин, тогда наш пенсионный фонд тебе бы премию дал за ликвидацию дефицита бюджета. Знаешь, надо еще добавить в историю трупики младенцев и хоть парочку невинных дев. Ну, так жутче звучит. Ясное дело, ты рубил их своими когтями, которые могут стать длиннее сабель. Кровища, крики и кромешный мрак.

Он устало покачал головой и побрел, куда я указала. Двигался мягко, но как-то заторможено, опирался о стены, иногда приостанавливался и принимался, приоткрыв рот, лихорадочно ощупывать стены лягушачьим языком.

— Дэй, тебе плохо?

— Мне мало, — вздохнул он. — Сима, ты единственный человек за все время от пробуждения, заинтересованный в моем самочувствии… положительно. Прочие желали снизить живучесть. Я опасен. Меня чрезвычайно трудно добить, поэтому меня не кормят и периодически пробуют истощить новыми интересными способами. Еще я лжив. Если я говорю, что нахожусь на грани погружения в кому, я даю заведомо некорректную информацию и планирую побег. Это в чем-то верно.

— Сколько крови тебе надо, чтобы ходить ровно и видеть в цвете?

Он споткнулся на пороге каюты, сел и посмотрел на меня совсем ошарашено. Жестом пригласил тоже сесть.

— Откуда знаешь, что цветность утрачена?

— Просто так оно сказалось. Ничего я не знаю. У меня интеллект…

— Это я слышал еще до загрузки в портатор. — Он помолчал, ссутулился и плечом оперся в косяк двери. — Допустим, я готов признать свое истощение. Предположим, я согласен восстановиться при добровольной передаче ста миллилитров крови. Я верно ловлю систему мер?

— Да.

— Ты понимаешь, что благодарность мне не свойственна? Если для побега требуется твое работающее сердце — на него настроены датчики — то прочим могу пренебречь. Я практичен. Я зол и ужасно, немыслимо устал быть подопытным.

Пришлось кивнуть, хотя на сей раз он впечатлил меня. Девушки Бонда редко доживают до финала. Я только что сделала шаг к тому, чтобы не дожить по иной причине, чем подзабытый голос тьмы. Синеглазый ублюдок меня прирежет одним взглядом. Самое противное: я буду подыхать и визжать в слюнявом восторге нечто вроде — «О, Джеймс» — захоти он того.

— Вы — природная раса или как морфы, или серединка на половинку — доработанный вариант?

— Сложная тема. Половину ответа я не помню, вторую не хочу помнить, — задумался он. — До того, как я попал на тот мертвый корабль и сам впал в истощение, я определенно слышал голос тьмы. Теперь уже не сомневаюсь. Потому что чую тут знакомое влияние, и оно будит во мне память. Я слушал голос и выжил после этого, вот что было наверняка. Голос является оружием, как и я… иногда. Это тоже наверняка. Лишенный настоящих своих возможностей, я не справлюсь с нынешней миссией, это точно.

— Что меняют полстакана крови?

— Отданной добровольно, — уточнил он. — Ты умеешь желать жить. Это ценность. Многие желают уцелеть или сдаются и жаждут тихо уйти, чтобы не больно. Их кровь малоценная. Не та энергетика. Когда обреченные проклинают и твердят: умри, то еще хуже. Количество дает мало, я нуждаюсь в качестве. — Он бережно поймал в ладони мою руку. — Можно?

— О, Дэй… ну то есть — угощайся.

Он перевернул запястье, потрогал жилку, вслушиваясь в пульс. Улыбнулся, как психопат-кулинар при виде редкой приправы. Провел пальцами по коже до сгиба локтя. Там послушал пульс, пошептал про вкус венозный и артериальный. Пощекотал кожу языком, тонким и чуть шершавым, вытянутым жадно, мелко подрагивающим. Нагнулся к руке. Ни укуса, ни боли я не ощутила. Только губы.

Я сидела, тупо смотрела на затылок Дэя и думала: это глупо. Он не человек до последнего волоска на голове. Он только притворяется похожим. Он правильно пугал меня. И здесь не летний лагерь… Зачем же я отдаю и с какого бодуна я жалею убийцу? На том корабле все умерли и были обескровлены, мне в голову крепко вбиты отчеты дознавателей. Даже реконструкции и объемные виды коридоров того корабля с сухими мумиями невезунчиков. Ребята летели одним рейсом с ангелочком. Прямо в рай влетели, блин… А мне все равно жалко Дэя. Я отчего-то знаю: что бы он ни говорил, его ни разу не выслушали. У нас в полиции было бы ровно то же самое. Вся доказательная база собрана, приговор выдается автоматом. Позже можно спорить, маньяк или идейный, в психиатричку таскать. На опыты. Но если он пройдет все тесты и приборами каждое слово будет признано правдой, об оправданиях маньяка скажут: он умеет «обойти» систему и лгать приборам. Он тем более опасен.

Белокурые волосы на затылке чуть шевельнулись и стали темнеть. Волны свивались мельче и блестели все ярче, пока не стали искриться золотом, прямо засветились. Дэй вздохнул, еще немного посидел, рассматривая в упор мою вкусную жилку. Интересно — артериальную или венозную взял? И в чем разница? Дэй выпрямился и повернулся ко мне.

— Благодарю.

— Ты мало похож на себя. Загорел, глаза увеличил и форму носа поменял. Про волосы молчу. Шикарно.

— Истощение, — усмехнулся он. — Гадкая штука, накапливается. Вдобавок пробую подстроиться под окружающих, чтобы не так их… пугать.

— Ты дьявольски очарователен. Такого не прощают. Смотришься, будто продумываешь все, от поворота головы и до звучания голоса.

— А ты не задумывалась, как я вижу тех, кто со мной поделился кровью? — отмахнулся он. — И как это на меня влияет… О, Сима. — Дэй неловко улыбнулся, получилось кривовато. — Оставим тему. Где второй разумный?

— Будешь и её пить?

— Нет, — поморщился он. — Через шею я подключаюсь на мозг. Так удобнее восстанавливать здоровую ритмику его работы. Если кожа не обладает полной упругостью и не регенерирует достаточно быстро, бывает немного крови. Побочный эффект.

Продолжая бормотать пояснения, которые я по большей части не понимала, Дэй присел рядом с телом Гюль, убрал в сторону вещи, которыми я накрыла замерзшую. Положил кончики указательных пальцев на прикрытые веки моей навигаторши и долго что-то оценивал, щурясь и смаргивая. Затем повернул бессознательную голову в сторону, проверил шею и выбрал точку для укола языком. Сейчас — тонким, как игла.

— Шильно загрушенный мозх, — разговаривая и продолжая копаться в мозгу, Дэй чуть шепелявил или говорил внятно, но при этом слегка прикусывал себе же язык, морщился и нагибался ближе к шее Гюль. — Фкачать ушпели многовато. Нашел, буду чистить. Важно работать тонко, чтобы не удалить фрагменты памяти и личности.