Елена Жаринова - Королева Риррел

Оказавшись в неком знакомом для любой искательницы пространстве, Хэйсоа уже видела хрустальные башни храма, выраставшие из темного тумана. И вдруг странное сопротивление толкнуло ее назад: храм был закрыт для возвращения. Значит, угрожающие слова управительницы о том, что после самовольной отлучки нельзя будет вернуться назад, были не пустым звуком. Однако ни у кого еще не было повода это проверить. Наверное, Сияющая что-то сделала с картой перемещений.

В пространстве между двумя точками дул сильный встречный ветер. Он закрутил Хэйсоа и бросил ее обратно — в замок Ортега. Там не успели еще опомниться после ее исчезновения, когда прямо перед распахнутыми дверями, ведущими в кабинет хозяина, заклубилось темное облако, из которого синеглазая женщина появилась вновь… Волосы и одежда Хэйсоа были спутаны, как будто она попала в ураган. Нахмуренный Ортег шагнул вперед, поднимая саблю, сверкающую белым огнем идера. Не дав возможности своим недругам остановить ее, Хэйсоа снова вызвала карту перемещений и поймала рукой первого попавшегося голубого мотылька.

Когда я поняла, что спасена, то едва не лишилась чувств. Меня удерживали веревки, но умная Виса осторожным рывком когтей освободила мне руки и ноги. Я сразу же бросилась к Эстрилу: надо было немедленно уходить, пока дикари не опомнились. Однако теребя неподатливые путы и оглядываясь, я заметила, что никто из племени не рискнул поднять глаз. Даже шаман продолжал лежать, распростершись на земле, хотя Виса не причинила ему серьезного вреда. Дикари опасались даже не огромных тигров с горящими светло-зелеными глазами. Белая кошка была их божеством, однажды спустившимся с небес. Божество снизошло до них и явило свою волю, которой никто не смел противиться. Как только Эстрил и Иелкон были свободны, мы вслед за Висой покинули площадку.

Впереди была ночная чаща, возможно, полная диких зверей, да и клыкастые спутники моей Висы не вызывали доверия. Но страшнее человека зверя нет, и поэтому мы уходили, оставляя большую опасность за спиной. Как только страшные столбы для жертвоприношений скрылись из виду, я вдруг почувствовала неудержимую любовь ко всему, что меня окружало. Я вела себя, как девчонка: постоянно бросалась целовать Вису в усатую морду, не обращая внимания на удивленные взгляды тигров, висла на шее у Эстрила, тоже ошеломленного неожиданным и чудесным спасением. Я испытывала злорадное желание пнуть кого-нибудь из этих глупых дикарей в торчащий кверху костлявый зад, но ограничилась тем, что сорвала с одного из них леопардовую шкуру. Надо было чем-то прикрыть наготу, а то Иелкон так и ел меня глазами. Эстрил тоже обзавелся трофеем: он нашел свой охотничий нож, подаренный кочевниками бертмед.

Виса вела нас через лес. Он был совсем не похож на тот, сквозь который мы пробирались на Ловиже: ни папоротников, ни лиан. Высокие, редко растущие деревья были похожи на колонны в величественном древнем храме. Густой лишайник одевал их малахитом на высоту человеческого роста. Земля под ногами, хоть и влажная после вчерашнего дождя, была упругой; кое-где зеленел низкорослый кустарник, да на полянах среди седой от ночной росы травы пламенели пунцовые цветы. Лес был полон жизни: птицы вкладывали в песни всю душу, желтые глаза хищников следили за нами из-за деревьев, мириады разноцветных светлячков вились над нашими головами.

Я не могла поверить, что снова чувствую у своих ног знакомое тепло: Виса не забыла привычку прижиматься ко мне во время совместной прогулки. Однако она выглядела гораздо счастливее, чем во время житья в храме. Свобода даже в чужих краях пошла ей на пользу. Кроме того, один из тигров, великолепный самец, явно был к ней неравнодушен. Похоже, моя сестренка тоже нашла свою любовь…

Под охраной четвероногих спутников наш небольшой отряд устроился на ночлег. Измотанные, пережившие столько опасностей, мы начали засыпать еще на ходу. И теперь я положила голову Эстрилу на колени, расплакалась слезами облегчения и уснула, чувствуя себя, наконец, в покое и безопасности.

На следующий день Виса вывела нас к обширной поляне. Мы еще издалека поняли, что там живут люди: по лесу тянулся дымок от костра, слышался детский плач. Еще одно туземное племя? Конечно, мы голодны и нуждаемся в помощи, но разве благоразумно искать ее у одних дикарей, едва вырвавшись из рук других? Мы с сомнением смотрели, как Виса белым призраком появляется на опушке. Но когда несколько дикарей робко приблизились к ней и замерли в почтительном поклоне, сомнения наши рассеялись.

«Ум-и-пуш» — люди из чащи — как они сами себя называли — были племенем собирателей и рыболовов. Охотники — «ва-у-фа» — принадлежали к числу их исконных врагов. По сравнению с ними ум-и-пуш были почти безоружны: они пользовались только легкими острогами для рыбной ловли, мотыгами, которыми рыхлили землю в поисках съедобных кореньев, и маленькими топориками — с их помощью юноши забирались на самые высокие деревья, чтобы достать плоды. Каждый месяц ва-у-фа устраивали набеги и забирали кого-нибудь из ум-и-пуш в плен, а потом приносили в жертву своим богам — тиграм и леопардам.

Лесные люди были маленького роста — взрослые члены племени не доставали Эстрилу до плеча — и носили лишь короткие юбочки из сухой травы, украшенные у мужчин разноцветными птичьими перьями. Все они были неестественно худы и нескладны, робки и запуганы, как нелюбимые дети. Кожа у ум-и-пуш была темнее, чем у их свирепых соседей, и отливала лиловым оттенком. Темно-лиловые глаза смотрели на нас с несмелым любопытством. Когда мы вслед за Висой появились на поляне, все ум-и-пуш сбились в кучку. Наверное, их особенно напугала леопардовая шкура на моих плечах: она напоминала им о постоянной вражде с охотниками. Мне пришлось сбросить пятнистый наряд, и тогда тихий возглас удивления вызвала моя светлая кожа. Осмелев, две молодые девушки подкрались ко мне на корточках. Одна протянула руку, коснулась моей ноги и тут же отскочила, ойкнув. Я улыбнулась ей как можно более доброжелательно и тоже потрогала ее за плечо. Увидев, что я не рассердилась, дикарка смущенно хихикнула, показав редкие желтые зубы, и вместе с подругой убежала к соплеменникам. Лед был сломлен. Ум-и-пуш расступились, позволяя нам подойти к их очагу.

Лес скудно кормил своих детей. И тем не менее, в руках каждого из голодных гостей тут же оказалась деревянная плошка с темным ароматным варевом. Позже я узнала, что для этого блюда, кстати, питательного и довольно вкусного, собирали пой-пой — длинные глянцево-черные овощи с коричневой мясистой сердцевиной. На вкус пой-пой напоминали тушеное мясо. Настоящее мясо ум-и-пуш в пищу не употребляли.