Генри Олди - Сборник Чистая фэнтези

— Это просто чудо из чудес, милочка! Мои поздравления! Самоучкой, в глуши, без толкового наставника… У меня нет слов!

Мэлис зарделась до корней волос.

— Что вы, сударь! Это я так… это пустяки. Такую книгу мне до конца никогда не одолеть…

— Пустяки? Вечный Странник, тут на первой главе с ума сойти можно! Вам бы на зачет по теормагу… в смысле по теоретической магии-шмагии, — пошутил Андреа, мимоходом припомнив юного нахала на берегу.

На этих словах Мэлис Лимисдэйл обиделась. Всерьез. Едва ли не до слез.

— Я так и знала, что вы явились посмеяться надо мной! Конечно, вы дипломированный колдун, а я — тля болотная! Мы на эти пустяки годы убиваем, по крупицам собираем, а вы — шмагия! Я Универмагов не кончала, но чтоб вот так, в лицо… Не стыдно, сударь?

Сказать, что Мускулюс устыдился — значит ничего не сказать. Колдун был просто ошеломлен. В чем его вина? Ну, пошутил неудачно — с кем не бывает?…

— Нижайше прошу прощения, сударыня, если невольно обидел. Поверьте, и в мыслях не было!.. — Андреа и в страшном сне не предполагал, что будет расшаркиваться перед ятричанской ведьмой; а вот поди ж ты… — Ухожу, ухожу, ухожу. Маны вам до Вышних Эмпиреев и удачи на десять лет вперед.

Торопливо спустившись с крыльца, он зашагал прочь. Кто ж мог знать, что ведьму оскорбит невинное словцо «шмагия»? Что в нем такого? Надо будет при случае осторожно поинтересоваться… У моста Мускулюс все-таки обернулся. Повинуясь внезапному порыву, он совершил крайне неэтичный поступок, который не шел ни в какое сравнение с безобидным словечком. Навскидку, в считаные мгновения, колдун произвел количественный анализ клубившейся вокруг домика маны, заодно считав и мана-фактуру.

После чего застыл на месте дорожным указателем.

Маны вокруг дома хватило бы с избытком на полного мага высшей квалификации! Собственные запасы малефика были куда скромнее. При таком уровне Мэлис в столице обретаться, Универмаг экстерном окончить, при дворе чарами блистать… А мана-фактура оказалась еще интереснее. Вся эта силища принадлежала двоим людям. Точно двоим. Простуженный сорванец, мамкин помощник? Вряд ли. На ведьминых сыночках доля отдыхает. Вот дочери — другое дело…

«Или он не сын ей вовсе?!» — пришло вдруг в голову.

Во дворе дома Швеллеров его ждали.

— Пшел вон, спиногрыз, тебе здесь ничего не дадут!..

Мускулюс с сочувствием подмигнул кобелю Нюшке, которому, собственно, и адресовался окрик. Кобель в ответ вильнул хвостом: жизнь моя, значит, собачья, разноцветная! С забора присоединился гордый кот, огласив двор мявом. На этом диалоге явление колдуна было замечено превосходящими силами друзей, и началась атака с флангов.

— Мастер Андреа! Вы исключительно вовремя!

— Дорогой наш! Золотой наш!

— К столу, к столу! Пивцо греется, еда стынет!

— Янтарный наш!

Воистину колдун ощутил себя мухой в янтаре. Было трудно поверить, что нападающих всего двое: Шишмарь Швеллер, ходячая ассоциация на тему «Папаша Леонард: молодые годы», и его супружница Фержерита, урожденная Блонд-Павизар. Вместе супруги смотрелись наилучшим образом: кулак с вязальной спицей, грузовой галеон и его бушприт, собор Мозеса Трисмегиста и знаменитый шпиль на куполе собора. Третьим, усиливая наступление по центру, был стол. О, этот стол! — дубовый богатырь, способный дать приют сельской свадьбе, он ломился от яств. Окорока с бужениной перемежались розетками с моченым барбарисом и сливой в маринаде, из супниц дышал жирный папцун и панадель по-домашнему; манили яйца с хреном, звала редька, тертая с куриным смальцем, и рыдали на плахе зажаристые шкубанки с луком. Самым обидным было то, что Мускулюс не испытывал голода. Но отказаться — смертельно обидеть…

По всему видать, наследник решил скрасить впечатление от замкнутости родителя.

— Алмазный наш! Топазный наш!

— В центр, во главу стола!

— Цетинка, дура, застели гостю коленки рушником!..

Бедная хромуша послушно кинулась исполнять приказ.

Глядя на вспотевшую, забеганную Цетинку, малефик догадался, кто на самом деле накрывал сей божественный стол. Он всегда жалел людей, чья истинная суть — подчинение. Жалость оскорбляла, в ней, червем в яблоке, таилось унижение, но колдун ничего не мог с собой поделать. Конечно, на «людях послушания» мир стоит куда прочнее, чем на трех тапирах Ху, соединивших лбы посреди хлябей Бездонца. Войну делает пехота, громаду дворца — каменщики, а поднимают бокалы в честь победы генералы и короли. На том стоим и не можем иначе — а иногда все-таки невредно опустить задранный к небу нос и приглядеться: на ком стоим…

— Голубушка, окажите честь! Присядьте рядом!

— Да что вы, мастер Андреа! Золовка желает пройти к больной матушке!

— Цетинка, душенька, приберись за мамашей!

— А потом отнеси обед доблестным воинам и дамам, тоскующим под их охраной!..

Фраза, достойная баллады. Жаль, эффект пропал зря. Строго воззрившись на золовку, Фержерита без стеснений указала ей на окно свекрови. Валяй, мол, душенька, хромай отсюда, и чем быстрее, тем лучше. В отсутствие свекра милашка Ферж чувствовала себя здесь как дома. Ладно, дела семейные — потемки. Сами разберутся. Пригубив чарку, колдун вполуха слушал болтовню Шишмаря, быстро свернувшего на темы производства — отец! вылитый отец! когда б не заискивание в голосе… — и равнодушно кивал в ответ на однообразные комплименты Фержериты. Сапфировый наш, изумрудный наш, аметистовый наш… Сравнения липли друг к другу, образуя рыхлый ком; наружу острым шипом торчал многократно повторяемый рефрен: «Наш, наш, наш!» Расслабься — напорешься.

Чувствовалось: Шишмарь в тайных думах уже держит удачу за бороду, и лицо у вертихвостки-удачи — копия некий Андреа Мускулюс.

Хотя некий Мускулюс — бритый.

— Я строгалю даю два с третью фартинга на кипе. Дуботолки у меня корье бьют за семь фартингов с гаком. За что им больше, волынщикам?! Оплата сдельная: строгали полтора месяца горб гнут, толкачи — месяц… А папаша бранится. Ты, говорит, людей не уважаешь! Ты людям своими грошами в глаза сморкаешься!

— Шишечка, зайчик, не гневись! Папаша, он человек старого дубления… Ему случайный проходимец родного сына дороже. Алоиз-умница из Пшибечан весточку шлет: второй склад открывать надумал. Мы с братцем Алоизом условились: сафьян с марокеном прямо в Реттию слать, мимо перекупщиков…

— Мастер Андреа! Вы ж знаете: мое заведение — лучшее. И берем по совести. Намекните где надо: так, мол, и так, Шишмарь Швеллер завсегда с наилучшим расположением…

— Зайчик красную юфть освоил! Мерейную! Изумрудный вы наш, если на портмоне или бумажники с титлом — лучше не сыскать…

— Еще по одной?!