Нина Хоффман - За гранью снов

Постепенно она успокоилась и заснула.

Рассвет засверкал, запереливался в морозных узорах на стеклах машины. Мэтт выскользнула из объятий Эдмунда, вышла из машины и направилась в дом, где так вкусно пахло свежим кофе, тостами и дымком из печи, в которой потрескивал огонь. В доме было тепло и уютно.

— Привет. Как спалось? — спросила Дейдра, выходя из ванной с мокрыми волосами. На ней были джинсы и футболка.

— Плохо, мне приснился странный сон. А ты хорошо спала?

— Конечно. С тех пор, как я приехала сюда, я всегда хорошо сплю. Будешь кофе?

— Да.

— Садись, я принесу.

Мэтт присела на стул возле карточного стола.

Ди поставила перед ней кружку кофе, сахарницу и молочник. Потом спросила:

— Хочешь каши?

— А у тебя много? У нас есть еда в машине.

— У меня ее предостаточно. Тебе нравится с медом и орешками? Это моя любимая каша.

— Конечно.

Дейдра поставила на стол миску с кашей, тарелки, разложила ложки и салфетки. Потом села рядом с Мэтт и начала есть. Она тоже выпила кофе и все больше и больше просыпалась.

— Я путаюсь в своих желаниях, — сказала она наконец, когда они с Мэтт доели кашу. — Иногда мне снова хочется окунуться в магию. А потом я снова хочу жить и дальше без нее. Иногда я думаю, что есть же какая-то середина, когда знаешь, что магия повсюду вокруг тебя, даже если ты сам не умеешь ею пользоваться. Иногда я думаю, зачем я ищу религию? Все эти христианские идеи оставляют меня равнодушной. А здесь у меня есть рассветы и закаты, тишина и покой, и моя мисс П. — Кошка при этом слове подошла, улеглась большой мохнатой кучей ей на ноги и замурлыкала. — И еще каждое маленькое животное в этом городе, — добавила Дейдра и наклонилась погладить кошку.

— Ты же говорила, что ей не нравится, когда ее гладят, — сказала Мэтт.

— Зато мне нравится. Она это терпит какое-то время. Главное — знать, когда остановиться. — Она еще пару раз провела рукой по спине кошки и выпрямилась.

— Так что я даже не знаю, чего я хочу, да и хочу ли вообще, — сказала Дейдра. — А теперь у меня есть еще и койот. Может быть, у меня есть все, что нужно.

— Так ты не хочешь вернуться в Гуфри с нами? — спросила Мэтт. Чувство потери шипом пронзило ей грудь.

— Я рада, что вы приехали. Я рада, что Эдмунд рассказал мне, что произошло тогда. До вчерашнего вечера я не осознавала, что меня все еще гложет мысль, что же с ним случилось. Но когда он все рассказал, напряжение отпустило. Я давно не чувствовала себя так легко. Я рада, что ты поговорила с моим солдатом и дала ему походить самому. Я не хочу возвращаться в Гуфри сегодня, но, может быть, я приеду туда как-нибудь. Вы будете там?

— Нам надо найти остальных, — ответила Мэтт. Теперь она еще сильнее ощутила потребность разыскать близнецов. Это импульс от дома, подумала она. Хотя она и сама хотела снова повидать Терри. Каково это будет — встретиться с Терри, не опасаясь того, что она может сделать в следующий момент?

Дейдра вытащила из бумажника карточку и что-то написала на ней.

— Вот мои телефоны, рабочий и домашний. Когда вернетесь в Гуфри, позвоните мне. Я могла бы взять небольшой отпуск. Но сначала мне надо договориться с моим компаньоном и помощниками, чтобы они взяли на себя моих пациентов. А тут без хитрости не обойтись.

— Спасибо, — прошептала Мэтт.

Чуть позже Дейдра попрощалась с Эдмундом и Мэтт, обняв их по очереди, и отправилась делать операции кошке и собаке.

— Кто теперь? — спросил Эдмунд, пока Мэтт шнуровала ботинки.

— Терри, — сказала Мэтт. — Пришло время проверить ее и себя.

Толанд сидел на верхней ступеньке лестницы в общем холле и смотрел на противоположную стену, расписанную в стиле граффити. Он мог поклясться, что на прошлой неделе видел, как его учительница музыки Лия прошла прямо через эту стену на улицу.

Лия не могла пройти по лестнице так, чтобы он ее не заметил. Его старшая сестра Зита сказала, чтобы он и думать забыл про этот случай. Мол, дареному коню в зубы не смотрят. Зита всегда выдавала подобные изречения.

Надо же было назвать его учительницу дареным конем! Она действительно занималась с ним даром. И никто не знал, откуда она приехала. Но она вовсе не похожа на лошадь.

Что-то брякнуло внизу на лестнице. Толанд наклонился и посмотрел вниз. Неужели его учительница пользуется лестницей, как все люди?

— Ты занимался на этой неделе? — спросила учительница за его спиной. Он повернулся. Вот она, стоит в холле, маленькая и темная, если не считать ярко-зеленого платья, черные глаза сияют, в руках футляр со скрипкой.

— Откуда вы появились? — спросил Толанд.

— Никаких вопросов. Спрашивать буду только я. Ты играл наш вальс?

Он поднялся и вытер руки о штаны.

— Да.

— Покажи мне.

Он провел ее в квартиру и достал свою скрипку. Лия никогда не говорила, откуда она приехала. Толанд познакомился с ней в парке: она слышала, как он пел, и они заговорили о музыке. Он рассказал ей о своей мечте, и она сказала, что может помочь ему. Она одолжила ему скрипку и приходила заниматься с ним.

Его мать и старшая сестра недоумевали, задавали вопросы и спорили между собой. Но Лия продолжала приходить каждую неделю, и через месяц они решили, что, пожалуй, она не сделает ничего плохого десятилетнему мальчику, и оставили ее в покое.

Пока Толанд и Лия подтягивали смычки и устанавливали пюпитры, Зита вышла из своей комнаты и уселась с вязанием на кушетку, чтобы послушать и посмотреть за уроком. Она всегда так делала.

Толанд сыграл вальс. Он действительно упражнялся всю неделю. И сейчас он играл значительно лучше. Жизнь казалась прекрасной, когда его не грызло чувство вины. Ведь бесплатные уроки надо чем-то заслужить.

Теперь он окончательно понял, что ему нравится эта музыка и он хочет заниматься ею. Иногда он просыпался, напевая что-нибудь, вскакивал и хватал скрипку, чтобы сыграть это. Порой он бросал бороться с заданием по математике, брал скрипку и уходил куда-нибудь, чтобы немного поиграть. После этого задачки переставали путаться и решались сами собой.

Иногда у него в голове начинала звучать музыка, и он долго играл на скрипке, чтобы заставить музыку выйти наружу. А иногда он слышал какую-нибудь мелодию по радио и тут же играл ее сам.

На скрипке была кнопочка, заглушающая звук, так что он мог играть сколько угодно, никому не мешая. В последнее время он все чаще и чаще играл в каждую свободную минуту.

Он сыграл вальс один раз, потом второй. Лия улыбнулась. Он начал играть его еще раз, и Лия соскочила и начала танцевать. А за ней и Зита. Такого никогда не было.

Вот что-что, а танцевать Зита не умела. Толанд поиграл еще какое-то время, наблюдая, как они танцуют, пока Зита не сказала: