карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

Я просто сломаю руку, которая меня ударила.

Это ли не справедливо?

Если бы Янгар шелохнулся, если бы показал свой страх, если бы сделал хоть что-то, я бы напала. Но он просто сидел и смотрел мне в глаза. И я выпустила его.

Я ведь не медведица.

Я человек.

И останусь человеком.

- Спасибо, - вполне серьезно сказал Янгхаар и, прижав раненую руку к груди, поклонился. Я же попятилась. Собственная лапа горела огнем. И наша кровь смешалась на гнилых листьях.

Я уходила, а он не спускал с меня печального взгляда.

- Возвращайся завтра, маленькая медведица, - сказал Янгар, когда за мной сомкнулись еловые лапы.

И я вернулась.

Зачем?

...из-за дождей.

...и осеннего одиночества, которое было горьким, как застоявшаяся вода.

...тишины, что сводила с ума. И леса, вдруг ставшего чужим.

...из-за руки, которая горела огнем, не давая спать. И раны были глубоки.

Я накладывала повязку, баюкала руку, уговаривала себя, что все произошедшее - случайность, которая больше не повторится. Я буду осторожна и...

...и на следующий день я вышла к оврагу.

Забравшись под старую ель, чьи колючие юбки хоть как-то защищали от дождя, я легла и приготовилась ждать. Янгар появился после полудня.

Он спустился в овраг и, зачерпнув из ручья мутной воды, умыл лицо.

Ждал ли он моего появления?

Пожалуй.

Во всяком случае, мне хотелось так думать.

- Ты пришла, маленькая медведица, - сказал он, повернувшись ко мне. А ведь я думала, что ступаю бесшумно. - Я рад.

Он тряхнул головой, и косы зазвенели.

- Спускайся, - предложил Янгар и, улыбаясь, наблюдал за тем, как неловко я сползаю по пологому склону. Скользила мокрая листва. Да и сама земля, омытая многодневными дождями, превратилась в болото. Бурая глина липла к шерсти, и я со вздохом поняла, что отмываться придется долго.

Позже.

- Смотри, что я принес, - присев, Янгар вытащил из сумки сверток. - Ты же голодна, верно?

Не настолько, чтобы есть сырую печень. Я отвернулась, и услышала тихий смех.

- Какая странная медведица! Тогда может это тебе придется по нраву?

Медовые лепешки? Тонкие, кружевные. В Лисьем логе их выпекали по праздникам или в честь возвращения отца. Старая повариха вытаскивала особый камень, гладкий и плоский, тонкий, что стекло. Этому камню, по ее словам, была не одна сотня лет, и он верой и правдой служил роду Ину. Камень клали на угли, и он раскалялся докрасна. А повариха лила на него жидкое тесто, чтобы в следующую секунду подцепить сухой лист лепешки пальцами. Стоило промедлить мгновенье, и лепешка подгорала.

Но повариха была ловкой.

И листы выходили ровными, аккуратными.

Я поливала их смесью меда, орехов и изюма.

- Угадал, - Янгар стащил лепешку и, свернув трубочкой, отправил в рот. - Знаешь... с тобой я начинаю ощущать вкус еды. Правда, Кейсо решит, что я сошел с ума... быть может, он будет прав. Он бы уже решил, если бы обращал на меня внимания. Но он занят.

Это было сказано с детской почти обидой.

- Ешь, маленькая медведица... - из сумки появились пирожки с мясом. И зайчатина, в яблоках запеченная. Груши. И тонкие стебельки мятной травы, запах которой мне показался отвратительным.

Мы просидели до сумерек.

Я-медведь.

И мой сумасшедший муж, которому собственная жизнь была настолько безразлична, что он не боялся обнимать медведя. А еще Янгхаара, как и меня, терзало одиночество. Наверное, поэтому на следующий день он вновь вернулся.

И возвращался раз за разом.

Он приходил и, присев на темный, с бурыми прожилками камень, ждал меня.

Или я его.

Он говорил мне:

- Здравствуй, маленькая медведица.

А я улыбалась и касалась носом его щеки, стирая с нее капли дождя. И старая ель становилась приютом.

Что было в этих встречах? Ничего особенного. Минуты тишины, разделенные на двоих. Рука Янгара на моей голове. И моя голова у него на коленях.

Его рассказы.

Иногда - о пустяках. Погода. Дождь и сырость, которая тревожила старые шрамы, особенно переломы. Кости ныли, мешали спать. И Янгар лежал, разглядывая полог шатра, считал рубцы на коже. Всегда получалось другое число.

Порой он заговаривал о том, что видел. О чудесной стране Кхемет, которая скрыта за морем, пустыней и горами. О звероголовых богах ее и людях со смуглой кожей.

И эти его истории походили на сказку.

Но сказке случалось становиться страшной, когда Янгар, забывшись, задумавшись, вдруг заговаривал о том, что было с ним. Он тут же спохватывался, обрывал рассказ и закрывался.

- Мне повезло остаться живым, - обронил он как-то, вытягиваясь рядом со мной. - Это главное.

Мы лежали. Молчали.

С ним молчание было уютным, вот только...

...я знала, что однажды ему придется уйти... так и случилось.

Глава 20. Хозяин Севера

Ложе, укрытое драгоценными мехами лунных лисиц, было огромно. И возвышался над ним балдахин из аммарского бархата, золотой нитью расшитый. Рассыпались атласные подушки. Упали на пол, на дорогие ковры.

И слуга, повинуясь ленивому жесту, поспешил собрать их.

Вилхо был богат.

И скуп.

Слуга подал стеклянный кубок, наполненный разбавленным вином. Слабый желудок Вилхо не принимал иного напитка. И печень его, которая вздулась, поднялась бугром, не всякую пищу принимала.

К здоровью своему, с детства слабому, Вилхо Кольцедаритель относился весьма бережно.

Слуги помогли подняться, проводили в ванную комнату, опустили такое ленивое, рыхлое тело в горячую воду, куда уже добавили черный восточный бальзам. И Вилхо, смежив веки, позволил себя мыть.

Сильные руки рабов растирали нежное тело, массировали бережно, возвращая жизненные токи. И Вилхо чувствовал, как прибавляется сил. Все же нынешний день обещал быть тяжелым. Впрочем, все его дни были тяжелы.

Ему поднесли козье молоко, смешанное с соком сельдерея.

И вареную печень миноги.

Кашу из дикого злака, приправленную медом.

Три перепелиных яйца.

И кубок сладкого сбитня.

А еще крошечные безвкусные булочки с начинкой из трав. Их восточный лекарь, один из семи, что жили при дворце, каждое утро выпекал самолично.

После завтрака Вилхо сменили рубаху. Свежая из тонкого батиста, с вышивкой по воротнику, была тепла. Поверх накинули нижнюю, атласную, с длинными узкими рукавами. И еще одну, которая спускалась до колен. Подали шальвары. И домашние туфли, которые пришлось сменить на другие - ноги опять опухли. И Вилхо нахмурил брови, выражая недовольство: разве не говорил он, что ступни требуется растирать с особым тщанием?

И спеша исправиться, рабыни массировали их, белые, мягкие, лишенные чувствительности.

Каждый палец разминали бережно.

Вилхо вздохнул: тяжело. И часу не пройдет, как вновь опухнут ноги, а в теле появится предательская ломота. И колени набрякнут. Заколет в груди...