Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 2. Путь к себе

***

В конце лета неожиданно обвалился ещё один довольно большой участок ветхой монастырской стены. К удивлению насельников и прихожан оказалось, что кирпичная кладка в этом месте произведена была поверх старинной бревенчатой стены. Казалось, вот только срубили и поставили эти брёвна. Однако на открытом воздухе прямо на глазах граждан случилось почти мгновенное обветшание. Городьба рассыпалась в труху за считанные минуты. Кислород!

Одной дырой в заборе больше — эка невидаль после десятилетий духовного упадка и разрухи. Дайте время и всё исправим. Если бы вот только не одно «но»: Старейший преподаватель курса педагогики Ираида Романовна, прозванная учащимися Щукой (имелось какое-то сходство), однажды после трудового дня решила, отправляясь домой, сократить дорогу и воспользоваться новообразовавшимся проломом.

Бодрым шагом пересекла почтенная женщина условную стену — пару не обвалившихся и не убранных нижних рядов кладки, как воздух в стенной пробоине приобр ёл нежный синеватый оттенок. И мелкая рябь, словно по речной воде, прокатилась по необыкновенному воздуху, в котором неспешно истаял облик заслуженной учительницы.

Короче! Старушку-преподавательницу больше никто не видел: дома она не появлялась, занятия не проводила. Будто и не было Ираиды Романовны.

Братия слушать речи о «дематериализации» отказывалась: опять в смущение и искушение впасть можно.

Продвинутые люди вовсю толкли-мололи тему с исчезновением. Привлекли к решению загадки экстрасенса и лозоходца Виктора Пепелова. Специалист по аномалиям пришёл, настроил свои рамки, походил туда-сюда, постоял в задумчивости, и выдал заключение: «Исследуемый участок Пространства имеет ряд специфических особенностей, позволяющих сделать вывод, что мы имеем дело с порталом . Куда и откуда этот портал неясно. Принцип действия в специальной литературе не описан».

Толкавшийся неподалеку от лозоходца Колян слышал его речь и на ус намотал. Как и прочие досужие зеваки. Экстрасенса вежливо, но настоятельно попросили убраться с монастырской территории. Не приветствуется такая деятельность верующими людьми. Разбрелись по своим делам и ротозеи: может, ещё чего интересного посмотреть удастся в других местах. Пошли с тех пор нежелательные для братии слухи об исчезновении ряда лиц, дерзнувших форсировать пролом. Имена не назывались. А слово не воробей…

Где Писатель?

Нет Писателя. Отбыл в Кострому к дедову сослуживцу-долгожителю Архипке Незванову. Перед Костромой, естественно, грех было не заглянуть в Первопрестольную. Хотел в Кремль сходить, бывал лишь в раннем детстве с папой и мамой, отряжеными сопровождать передовую доярку их колхоза «Заря Коммунизма» на Выставку Достижений Народного Хозяйства. Пока передовая доярка давала интервью и позировала перед камерами, родители должны были обеспечивать должный уход за коровой Зорькой из колхоза «Зори Коммунизма». Дело селянам привычное. Корова хорошая. Столицу больно хотели посмотреть. На кого животину оставить?

Повезло сибирским труженикам села: доярка, пресыщенная вниманием, и заскучавшая по своей любимице, отказалась от экскурсии в Московский Кремль. Отпустила своих помощников. А те ещё и метро повидать умудрились: отстали возле Царь-колокола, никто и не обратил внимания.

Только передовая доярка запаниковала: пропадут неопытные односельчане! Не пропали. Разобрались с крестьянской смекалкой, что и как, спустились под землю, заплатили по советской пятикопеечной монетке за человека и прибыли на станцию ВДНХ. Это было первое подземное путешествие будущего литератора. Потом бывал он и в Москве, и в Питере, пользовался услугами метрополитена. Но, каждый раз, входя в прохладный вестибюль станции, улавливая дальний аромат креозота от шпал, вспоминал Писатель то, первое, приобщение к подземному миру. Что поделать — писательская фантазия! Миллионы людей по всему миру просто каждый день ездят на этом удобном беспробочном виде транспорта, и не отягощают сознание размышлениями о подземном мире. А Писатель всю жизнь испытывал прямо-таки волшебное ощущение, передвигаясь по рукотворным ходам из одной сказочной пещёеры в другую.

Так вот, в этот раз в Кремль он не попал. Увидал бесконечную очередь у касс в Александровском саду и расхотелось к Царь-колоколу. Побродил по Арбату — тоже неинтересно, не то, что в перестройку, учинённую в экономическо-политической панике восьмидесятых! Голодно было, зато весело. Перемен ждали. Друзей и знакомых решил не навещать и о своём пребывании в столице не докладывать.

Вечерком двинул на Кострому. Уже в вагоне вдруг осознал, что весь день спину холодил чей-то внимательный взгляд. Словно кто-то неотрывно следил за ним. Следил умело: весь день ничего Писатель не подозревал. Лишь когда слежка прекратилась, и поезд тронулся, пришло ощущение освобождения от чужого глаза. Ненадолго, как выяснилось: всего на шесть с небольшим часов. На перроне вокзала снова ощутил литератор холодок между лопатками. Опыт появился: в Москве ничего не чувствовал.

«Мнительный я стал, жизнь в последнее время была больно нервная. Хорошо хоть бирочку с могилки Старца в надёжное место спрятал. Историческая вещь. И ювелир ещё божился, что из чистого золота, он-то должен разбираться. А следить за мной кто может? Правильно — никто. Кому надо? Отдохну малость, и нервишки в порядок придут. Поживу у Архипки, труды Льва Николаевича Толстого заново перечитаю, Наверное, ещё и за грибочками до снега сходить удастся. А Плиту могильную, как в Чумске буду, сдать надо музейщикам в дар. Или монастырю. Да, лучше монастырю. Поди строго судить не будут, что такую ценность утаивал? Так никому до неё дела не было, в грязи лежала. За такой подарок простят. А вечерами буду доить старика Незванова по сбору материала. Много хороших эпизодов о золоте прописалось, пристегнуть пока не к чему. Похоже, чумский сюжет окончательно развалился».

***

Архипка (сто девятнадцатый годок а всё так кличут), тяжело опираясь на сучковатую палку, отполированную в верхней части задубевшими старческими ладонями, вышел за ограду своего домишка на окраине города. Погоды стояли дивные, бабье лето! Любил старик пешие прогулки, считал, что для здоровья необходимы. И не ошибался. Только про возраст свой никогда не поминал. При обмене паспорта ещё в советское время ухитрился сбавить себе пару десятков лет, понимал, сильно интересоваться будут: как такое долголетие возможно. А он и сам не знал как. Сколько на роду написано, столько и жить. Ещё в восемнадцатом году при отступлении Колчака холодный, голодный, обмороженный, понял Архипка Незванов, что долгий век ему отмерен. Понял и всё тут. И паспорт загодя подсуетился с новой датой рождения выправить: получился старик древний даже с урезанным возрастом, но столько живут — никто внимания особенного не обратит.