Наталья Резанова - Дети луны

Во время привалов разрешалось поохотиться — на сухарях много ли навоюешь? Тут бы и исчезнуть — легче легкого! Но он упорно возвращался к кострам, жевал солонину и слушал солдатское вранье. И что его тут держало? Не слежка же. И что сказать Вельфу при встрече? И он снова забывал о своей душе и обращал взгляд на то, что творилось вокруг.

Такое состояние не могло продолжаться долго. Пока они на своей земле, и скоро все забудут о порядке, начнется разброд, и армия станет просто скопищем вооруженных людей. А если держать их все время в напряжении, то они, не встречая противника, начнут бросаться друг на друга. Интересно, как король выпутается из этого положения? Что старик как-то выпутается, он был уверен. Скрытный старый негодяй!

Однажды на марше Странник ехал, как обычно, в стороне, высчитывая в уме расстояние до ущелья, и увидел вдалеке всадника, быстро приближавшегося со стороны гор. Независимо от того, кто это был, гонец или воин, разведывающий дорогу, следовало все разузнать. Странник дал шпоры коню и рванулся вперед. Другие тоже заметили всадника, спешившего к королевскому знамени, и повернули туда. Когда Странник, спешившись, пробрался между лошадьми, прибывший уже стоял перед королем и что-то говорил.

— …в двух часах езды отсюда, — докончил он фразу. Обильный пот стекал по его лицу.

Король оглянулся.

— Эй, Себастьян! Возьмешь два десятка воинов и доскачешь с этим человеком. Пусть ему дадут свежего коня и, — усмехнулся, — чего-нибудь выпить. И всем стать лагерем! Всех военачальников — ко мне! Найти моего сына и Раймунда.

Себастьян и другие помчались выполнять приказания. Странник тем временем решил расседлать и поводить Кречета. Что их ждет? Уж верно не сражение. Король явно сказал: «Стать лагерем», а не «Занять оборону». И эта предгорная равнина для сражения не лучшее место. Ничего, на два-три часа он найдет себе занятие, а там все станет известно. Все прочие не хотели ждать так долго, и только боязнь наказания заставляла людей заниматься делом — ставить палатки, стреноживать коней, водружать потемневшие котлы над кострами, приниматься за стряпню. Странник не был голоден, но Кречета накормил — в обозе у него были приятели, там к нему относились хорошо — вроде из королевской свиты малый, а все делает сам. На вопросы о том, что же все-таки случилось, он пожимал плечами, а если спрашивали, что будет, отвечал: «Я не гадалка».

Действительно, ничего не происходило, замешательство улеглось само собой, пообедали спокойно, и уже вечерело, когда заорали и забили по щитам часовые. Через мгновение все уже были на ногах и, хотя такого приказа никто не слыхал, похватались за оружие. Из-за леса черным комом выкатились всадники и рассыпались по полю. Приближались они не слишком быстро, и немного погодя стало видно, почему. Перед конями, спотыкаясь, бежали какие-то люди — было еще трудно сосчитать, сколько их, но уже понятно, что они связаны, и всадники со свистом и гиканьем подгоняли их, подкалывая копьями в спину. Те, кто не мог дотянуться до пленников, махали шапками и орали: «Слава!»

Странник не стал тянуться за чужими спинами. Пытаясь разглядеть приближающихся, а направился прямо к королевскому шатру. Он знал — тут все и произойдет.

Ждал он недолго. Из шатра, сопровождаемый принцем и Раймундом, появился король Генрих, в накинутом на плечи том же меховом плаще, защищавшем от вечернего холода, с прицепленным к поясу длинным мечом в украшенных рубинами ножнах, со знакомым Страннику золотым обручем на непокрытой голове. Раймунд отступил в сторону, и его место по левую руку от короля занял епископ. За его плечом воздвиглась торчащая борода Лонгина. Несколько минут спустя все, кого носили ноги, стеклись сюда, однако перед королем и придворными оставалось свободное пространство.

В глубине толпы перекликались:

— Уже! Тащат!

— Где?

— Да вот же — ослеп?

— Дай взглянуть!

Народ, давя друг друга, раздвинулся, и по образовавшемуся проходу рослые молодцы проволокли связанных пленников. Первого из них бросили ничком к ногам короля, остальных поставили на колени и выстроились вокруг, широко расставив ноги и держась за рукояти мечей. За ними, в лиловом плаще поверх панциря и со шлемом на согнутой руке, проследовал не кто иной, как Даниель Арнсбат. Темные волосы его были взъерошены, глаза прищурены. Немного дальше, безразлично улыбаясь, шел Себастьян.

— Приветствую моего короля, — сказал Даниель, подойдя на положенное расстояние и опустившись на одно колено.

— Встань, мой храбрый Арнсбат. Ты превосходно исполнил то, что я тебе велел.

— Честь и хвала мудрости нашего повелителя! — Даниель вскочил на ноги. Человек, копошившийся на земле, успел за это время приподняться и стоял на коленях. Ему было немного за тридцать, длинные волосы и борода слиплись от грязи и пота, от переносицы к подбородку тянулась припухшая красная полоса, на одежде, когда-то богатой, а теперь висевшей клочьями, запеклась кровь.

— О король, — хрипло сказал он. — Вина моя ужасна. Но я благороден по рождению и не заслужил, чтобы со мной обращались, как с рабом.

— Тебе не разрешали говорить! — Даниель схватился за меч, король движением остановил его.

— Верный раб лучше рыцаря-изменника… Рассказывай, храбрый Арнсбат, о своей удаче.

— Все было так, как ты предусмотрел, государь. С малым количеством воинов я прибыл в замок. Этот, — он кивнул на пленника, — не сразу поверил, что я послан к нему орденом, ибо видел меня при твоем дворе. Но я показал ему договор, подписанный его рукой и скрепленный его печатью, тот, что ты, государь, дал мне, и он согласился отправиться со мной на встречу с комтуром Визе. Ночью мои воины, стоявшие в засаде в лесу, напали на его людей, большей частью перебили, иных же взяли в плен. И, не задерживаясь, направились по указанному мне твоим гонцом пути.

— Истинно доблестным назову того, кто побеждает врага с малыми потерями.

— Слава! Слава! — закричали воины, бросая вверх Шапки. Даниель, беззвучно смеясь, оглядывался по сторонам.

— Ты получишь достойную награду, Арнсбат. Не будут забыты и твои отважные спутники. А пока нынешним вечером они будут пить и есть вволю. — Он помолчал немного, сжав тонкие губы, глядя на небо, на садящееся солнце, краями задевавшее зубцы гор, и неожиданно добавил: — Но помни о том, кто доставил нам письмо, сослужившее тебе столь полезную службу.

Мало кто расслышал эти слова, потому что произнес он их негромко, а вокруг галдели, предвкушая ночное пиршество, однако тот, к кому они были обращены, расслышал. Даниель рассеянно обвел взглядом окружение Короля и впервые заметил среди придворных узкую фигуру и жестко усмехающееся лицо Странника. Румянец довольства на щеках победителя мгновенно сменился бледностью, и, отступив назад, он пошатнулся.