Наталья Резанова - Дети луны

Они переночевали за пределами Орема. Причем Гонтару пришлось удерживать своих парней, порывавшихся ночью нанести визит зловредному отцу Авиту, точнее — его курам и уткам. И даже влепить оплеуху Изе, подстрекавшей их к этому.

Так или иначе, на рассвете они снова двинулись в путь. И во второй половине дня достигли перекрестка Трех Дорог, довольно оживленного места, во всяком случае, об эту пору, ибо одна дорога из трех вела к летней ярмарке в Бартлете, а другая — к торговому Сламбеду. Здесь сестра Тринита простилась с актерами и зашагала по третьей дороге — к монастырю Святой Клары.

Она возвращалась оттуда пять дней спустя — все такая же, в выцветшем плаще, с котомкой за плечами, неутомимо меряя дорогу пешим ходом. На сей раз у нее не было попутчиков, но и происшествий с ней не случилось. Как неоднократно бывало прежде, ночевать ей пришлось под открытым небом. Разумеется, бегинка устроилась не на обочине, а ушла довольно далеко от дороги, туда, где трава погуще. И костра разводить не стала, укутавшись поплотнее в плащ.

Проснулась она еще до рассвета, как будто ее толкнули. Сестра Тринита не могла сказать, что потревожило ее. Она резко села и оглянулась. Кругом стлался предутренний туман, и за его завесой было трудно что-либо разобрать. Возможно, примерещившиеся ей вдали стоны, плач и скрип колес были следствием дурного сна или простуды. И все же сестра Тринита встала и осторожно пошла — не обратно к дороге, а в противоположную сторону. Покуда она шла, светало, и туман уходил, ложась росой на траву. Немного позже сестра Тринита разглядела ползущую по равнине повозку, запряженную двумя лошадьми, и бредущих вокруг людей. Показалось ей или нет, что их стало меньше? Однако сомнений не было — это труппа Гонтара, неизвестно что делающая в чистом поле на рассвете, в то время, когда летняя ярмарка еще не кончилась. Несколько минут она размышляла, окликнуть ли их, — актеры, похоже, ее не замечали, и наконец решилась.

— Эй! — крикнула она и замахала рукой.

Вокруг повозки возникло некоторое замешательство. Даже, пожалуй, паника. Как будто они увидели не одинокую странницу, вдобавок хорошо им знакомую, а страшный призрак. Никто и не думал приближаться к сестре Трините, поэтому бегинка сама зашагала вперед. Сбившись у повозки, комедианты таращились на нее. Лица их казались бледными и изможденными… или это блеклый свет утра делал их такими?

— Это в самом деле ты? — хрипло спросил Гонтар.

— А у вас много друзей в общине бегинок? — голос сестры Триниты был мягким и успокаивающим, какой только приходилось слышать недужным. — И, кстати, что случилось? Почему вы не на ярмарке?

Страх, кажется, пошел на спад, но не исчез. Сестра Тринита обвела группу актеров взглядом: Гонтара, с обреченным видом выступившего вперед, Никласа, вцепившегося в дубинку, Герта, державшего клячу под уздцы, Анну и Ионом, прижавшихся к повозке… Неожиданно к сестре Трините подскочила Мет, словно собираясь ударить ее, но только закричала:

— Ты! Ты бросила нас! Ты бросила нас, и мы умираем! — Не договорив, она захлебнулась рыданием, и эхом ответил ей плач ребенка в повозке.

— Но вы все были здоровы… — недоуменно про бормотала бегинка и снова вперилась взглядом в собравшихся. — А где Иза и Сеппи?

Рот Гонтара искривился.

— Мы были здоровы. Мы и сейчас здоровы… Ты спросила, почему мы здесь? Нынче ночью мы похоронили Сеппи.

— В поле?

— А что делать? — горько произнес Герт. — Все равно на кладбище нам путь заказан.

— Значит, Иза — тоже? Герт кивнул.

— Мы должны были спешно уходить из Бартлста после смерти Сеппи, — объяснил Гонтар, — покуда власти не решили, будто у нас чума или что, и не взялись за нас.

— А на самом деле?

— Он убил их колдовством, — прошептала Мет. Сестра Тринита выпрямилась во весь свой немаленький рост.

— Он? — осведомилась сухо.

— Тот поп из Орема, — ответил Гонтар. — Ты должна помнить.

Бегинка протянула руку и коснулась плеча Мет. Комедиантка, только что вроде бы собиравшаяся сестру Триниту бить, вцепилась в эту руку, как в якорь спасения.

— Рассказывайте, как было.

Они загалдели разом, будто возможность выговориться принесла им некоторое облегчение. Потом Гонтар, используя остатки авторитета, велел всем заткнуться. А затем, кое-что скумекав, приказал снова отправляться в путь — чем дальше они будут отсюда, тем лучше. А сестре он все расскажет по дороге.

— Значит, так. Притащились мы в Бартлет. Там все как всегда. И первый день все было по делу. Расположились мы, играем. Тоже как всегда. Ладно, мы не праведники. Но скажи, — с неожиданным отчаянием выкрикнул он, — мы хоть когда-нибудь продавали себя за праведников? Мы — не святые, мы — фарсеры. Ну, несли мы похабень, задницы заголяли. Но чтоб за это убивать?! — Голос его осекся, и после некоторой паузы Гонтар продолжал. — Он заявился на следующий день. Видно, шел за нами следом. И попробовал учинить то же, что и в Ореме. Так ведь ярмарка — это ярмарка, а не его приход, там толпу не больно разгонишь. Его только осмеяли да забросали всякой пакостью. Ну, и мы тоже руку приложили… Тогда он сказал… как это… что мера наших грехов переполнила чашу терпения, что мы прокляты и за неделю все умрем. Мы только поржали… и в ту ночь ничего не было. А на следующую… — На сей раз замолчал он надолго. Потускнел, ссутулился, и обычное актерское «за словом в карман не лезет» его оставило. — Оно пришло, сестра. Я не могу тебе объяснить, что это было. По правде сказать, мы старались не смотреть… а убежать не могли, ноги стали как каменные. А когда оно ушло, Иза была уже мертва. Короче, мы решили убраться оттуда, пока слухи не поползли. А ночью — опять, и теперь — Сеппи. Двое убитых. Ты пойми, сестра, я не трус. И видов навидался всяких. И пороли меня не раз, и у позорного столба стоял, и к галерам как-то приговорили, да Бог отвел, королевское помилование вышло… но такого ужаса, такого…

— Хорошо, я тебе верю, — негромко произнесла бегинка. — Но если было так, почему ты сказал, что Иза с Сеппи убиты? Они могли умереть от страха.

— Потому что ни один покойник, умер ли он от страха, от раны или от болезни, так не выглядит! Господи Иисусе, у них был такой вид, будто они лет двадцать в земле пролежали! Это… которое налетело, просто забирало у них жизнь… и кровь… и плоть… и силу! Двое суток и двое убитых… а до конца недели… вся надежда — удрать подальше.

В эту минуту его позвал Никлас, и Гонтар быстро отошел, очевидно стыдясь, что он, вожак, настолько обнаружил свою слабость. Если, конечно, понятие стыда было ему известно.

К бегинке тихо, почти неслышно приблизилась Анна. До этой минуты она не произнесла ни слова, и сестра Тринита едва не вскрикнула, когда за ее плечом раздался голос комедиантки.