Наталья Резанова - Я стану Алиеной

— Да, — вежливо согласился Оливер, — ценность подобной реликвии трудно определить словами. Однако было бы понятнее, если бы праздник Святого Камня совпадал с Днем невинноубиенных младенцев и отмечался тогда же, а не после Богоявления.

— Конечно же камень Захарии был явлен именно в тот злосчастный день. Но как раз потому, что он злосчастный, никакие шествия и процессии тогда не дозволены. И кабы были дозволены, все равно навлекли бы несчастья на город. Только благодаря тому, что мы соблюдаем обычаи, Фораннан сохраняет свое благополучие. А у каждой провинции империи, что некогда были самостоятельными государствами, обычаи свои и свои опоры, ломать которые не годится. Где их сокровища, да позволено будет заметить, там будут их сердца.

— «На западе мудрость, — пробормотала Селия от стены, — на севере битва, на востоке изобилие, на юге музыка, в центре — власть».

Библиотекарь одобрительно кивнул:

— Да, так говорили в Древней земле.

— Но, отец Маэль, вы упомянули и покаяние, а до начала поста срок еще немалый…

— Вы правы, но… что-то темно стало, вы не находите? Хотя солнце и повернулось к лету, день еще короток… Я, пожалуй, зажгу светильник, а вы, буде не затруднит, прикройте окно от сквозняка.

Оливер встал, чтобы закрыть резную ставню высокого окна, — благодаря росту, ему, из всех присутствующих в комнате, было это сделать проще всего, — и только сейчас заметил, куда оно выходит.

— Невеселый из вашей комнаты вид, отец Маэль. Это ради благочестивых размышлений о бренности жизни устроено или случайно так получилось?

— Ах, кладбище… Признаюсь, я никогда не задавался подобным вопросом, наша жизнь здесь довольно безмятежна, и хотя для каждого она рано или поздно приходит к концу, и не только для монахов, у нас в больнице есть хворые, которые содержатся на Попечении братии Христа ради, их, ежели Господь не дает исцеления, также здесь хоронят, — меня это как-то мало беспокоит. Жизнь и смерть — все течет своим порядком… Так вот, нашему городу в карнавал дается много воли, очень много воли, и за это с окончанием его с нас много и спрашивается. А посему вместе с праздником Святого Камня начинаются для нас дни покаяния. Власяницы сменят пестрые одежды из бархата и атласа, плети и вериги — личины и трещотки, и взамен фигляров и диковинных зверей на Соборной площади вы увидите выставленных на позорище грешников, искупающих свою вину. Конечно, в первую очередь это касается местного клира, который, вынужден я согласиться, принимая участие в праздничных увеселениях наряду с мирянами, грешит тем самым несравненно более… Мы все будем отрицать дьявола и карнавальные вольности, а следить за этим назначен специальный посланник архиепископа брат Джеффри из Эрденона, служитель Святого Трибунала. Его прибытие ожидается завтра или послезавтра. Нам неизвестно еще, в какой из многочисленных обителей нашего города он остановится, но не подлежит сомнению, что нашу — из-за важности хранящейся здесь реликвии — он посетит первой. Вот почему я сказал, что приор наш в ближайшие дни будет очень занят. Ваш смиренный собеседник, конечно, лицо слишком незначительное, чтобы привлечь внимание посланника архиепископа, но, боюсь, что даже я в первые из последних дней не буду иметь свободного часа, чтобы встретиться с вами. Но не беспокойтесь, доверенную мне рукопись я постараюсь изучить до этого времени, если понадобится, буду сидеть день и ночь…

— И вы не беспокойтесь, отец Маэль, — Оливер подивился, как ровно звучал его голос, — и не губите зрение. Мы вам полностью доверяем. И придем после покаянных дней.

— О, я уверен: дня два после процессии — и можно будет заняться делами библиотеки. И возможно, получить для вас деньги из монастырской казны.

— Это было бы для нас большим подспорьем. А сейчас мы, пожалуй, пойдем, дабы оставить вас наедине с рукописью.

— Мне, право, неловко, что вы так скоро уходите…

— Полноте, отец библиотекарь. Это нам должно быть неловко, что мы своим посещением и расспросами отвлекли вас от ученых трудов, — возможно, единственного человека, во время карнавала занятого делом…

Спокойствия Оливера хватило до выхода на улицу Светлой Бронзы.

— Бежать. Бежать немедленно. Слава Богу, мы не успели продать лошадей…

— Погоди. — Селия коснулась его плеча. — Ты так хорошо держался и вдруг… Ты не думал, что неожиданное бегство до окончания карнавала покажется подозрительным?

— Кому?

— Хозяину «Хрустальной башни», например. Может, он фискалит — на Трибунал, что сомнительно, или на Лигу, что весьма вероятно. Или отцу Маэлю, который не дождется нас в назначенный срок…

— О, черт! — Оливер остановился как вкопанный. — Я забыл книгу, что он дал мне в залог.

— Я не забыла. — Селия выпростала книгу из-под плаща. Ты оставил ее на табурете.

Он сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

— Что ты предлагаешь делать?

— Прежде всего — сохранять ясную голову. Конечно, я не настолько глупа, чтобы безрассудно лезть на глаза агенту инквизиции, и я не буду этого делать. Однако срываться с места, не разобравшись ни в чем, не стоит. Этот брат Джеффри — служитель Трибунала. Насколько я разбираюсь в их иерархии, это значит, что он исполняет поручения Высшего Суда Трибунала, подтвержденные примасом империи, но сам правом проводить следствие не обладает.

— Меня просто убивает твое спокойствие. Как тогда… когда мы говорили о царе Сауле.

— Это когда? А… ты ошибаешься. Тогда я готова была умереть. Сейчас же — не могу сказать, чтоб я слишком уж ценила свою драгоценную жизнь, но умирать так не собираюсь. Будь уверен, сжечь себя не позволю.

— Тогда почему ты не хочешь уехать?

— Кто сказал? Я только против того, чтобы бежать немедленно. Я за то, чтобы отсидеться несколько дней и удалиться степенно, не привлекая внимания.

— За несколько дней этот… Нейл… свой корабль не починит. Или пренебречь советом Сторверка и обратиться к другому капитану?

— Фораннан — не единственный порт в Карнионе, и на тех двух кораблях свет клином не сошелся. Уедем посуху — ты прав, хорошо, что мы пока не продали «полководцев», и отплывем из другого города. А Сторверку скажем, что, напротив, вняли его совету и решили за море не путешествовать.

Ее уверенность и самообладание начали оказывать благотворное действие на Оливера.

— Прости меня. Непозволительно было поддаваться праздничному веселью и забывать об опасности. Она ведь никуда не исчезла.

— А ты вовсе и не забывал о ней. Даже мне напоминал при случае.

Когда они вернулись в гостиницу, Оливер внес плату еще за неделю вперед, заметив при том, что, мол, предполагали провести в Фораннане только карнавал, но потом решили, что глупо было бы уехать, не почтив главной святыни города.